========== Глава первая ==========

Есть такой анекдот, про чёрную и белую полосу. Все его знают. Встречаются как-то два друга, Джош и Майк, один другому жалуется, что, дескать, у него чёрная полоса. Потом спустя какое-то время встречаются снова, и Майк спрашивает: Джош, старина, ну как, наладилось? А Джош отвечает: Майк, старина, оказывается, то была белая полоса…

Все этот анекдот знают, и никто над ним не смеётся. Потому что у каждого так бывает: сперва всё хреново, потом ещё хуже, а потом приходит такой день, когда понимаешь, что по-настоящему плохо ещё вовсе и не было… что по-настоящему плохо — это сейчас.

В жизни Джареда такой день тоже в конце концов наступил. Не сказать, конечно (во всяком случае Джаред бы так не сказал), что его жизненный путь и раньше был устлан розами. Кое-кому, может быть, так и казалось, но в лексиконе Джареда была парочка ёмких словечек, которыми он исчерпывающе определил бы, что собой представляет жизнь как таковая, если б его кто спросил. А потом, ровно как в том анекдоте про Джоша с Майкой, Джаред осознал одну простую истину: как бы ни было плохо, всегда есть куда ещё хуже. Всегда.

Это горькое осознание он заливал смесью текилы, виски и маленьких красных таблеток, названия которых он не запомнил, потому что был уже слишком пьян, когда их глотнул. Только и было у него теперь радости в жизни, что эти маленькие красные таблетки — как в «Матрице», выпьешь и всё забудешь, и всё станет опять, как было. Джаред понимал, что ничто уже не станет, как было, но это ничего не меняло, а вернее, меняло всё. Клуб был тот же самый, что прежде, он бывал здесь десятки раз; так же резали глаз вспышки лазерного шоу, так же гремела, вдавливаясь в барабанные перепонки, музыка, таким же густым и колышущимся от сигаретного дыма был воздух и так же извивались вокруг, сплетаясь друг с другом то в танце, то в поцелуе, разгорячённые полуголые тела. Всё было как всегда в клубе, название которого не имело никакого значения — только Джаред спускал там сейчас последние деньги и не хотел думать о том, что будет делать дальше. Только это отличалось, и ничего больше…

Хотя нет. Из нового был ещё этот парень. Джаред его называл Веснушкой, потому что имени его не расслышал — а может, парень и не назвался, Джаред не помнил, потому что к тому времени, когда они встретились среди дыма, музыки и неонов, маленькие красные таблетки уже действовали вовсю.

У Веснушки были нереально громадные оленьи глаза в длиннющих ресницах — хотя Джаред не исключал, что маленькие красные таблетки несколько искажали его восприятие. Интересно, думал Джаред, вливая Веснушке в пухлые губы текилу изо рта в рот, интересно, член у него такой же нереально громадный? Таблетки там или не таблетки, а клёво будет забраться на этот член… Может быть, он произнёс это вслух, потому что Веснушка растягивал свои пухлые губы в мягкой, всепрощающей улыбке, гладил Джареда по шее ребром ладони и мял его ягодицу, и красные точки лазеров плясали между россыпью рыжих крапинок на его носу и щеках. Джаред вдруг подумал в той лихорадочности отчаяния, которая приходит только в самые чёрные дни, что, возможно, он даже смог бы полюбить этого парня. Джаред ни разу не любил никого, и ему казалось, что сейчас, именно сейчас, и именно здесь, в тот день, когда жизнь его покатилась чертям под хвост, именно в этом клубе Бог должен сжалиться над ним и послать ему если не кейс с миллионом баксов, то хотя бы любовь на всю жизнь. Веснушка был красив и здорово целовался, и руки у него были тёплые и большие — он был ничем не хуже других претендентов на эту роль.

Джаред не помнил, как они оказались на улице: только ощутил, что холодный мартовский воздух опаляет его лицо, шею и член, уже выпростанный из джинсов. Он застонал, когда Веснушка втиснул его в стену и с силой засосал кожу у Джареда на шее. Джаред обмяк, бессильно тычась бёдрами в бёдра Веснушки — он хотел, чтобы Веснушка ему подрочил, но язык заплетался, и Джаред не мог выговорить такую длинную и сложную фразу.

— М… н-н… м-м… — пытался объяснить ему Джаред, а красные точки лазеров всё прыгали-прыгали-прыгали под его опущенными веками, и твёрдый Веснушкин член вжимался ему в бедро, и было так хорошо, так хорошо…

Так хорошо, что Джаред не сразу понял, что это такое холодное и острое упирается ему в горло, там, где только что были Веснушкины губы. Джаред толкнулся вперёд, продолжая бессвязно поскуливать и выпрашивать ласку, и в тот же миг это острое пропороло кожу у него на горле. Горячая струйка щекотно побежала по шее вниз. Кровь, подумал Джаред, и, открыв глаза, моргнул. Это же кровь. Меня только что кто-то подрезал. Кто? Где Веснушка? Что…

— Не рыпайся, — прошипел ему в самое ухо голос, который только что казался почти любимым. — Не рыпайся, сука. Стой смирно, и ничего тебе не будет.

Как же не будет, хотел спросить Джаред, я же думал, мы с тобой… Но Веснушка явно не собирался тратить времени на объяснения: уперев лезвие ножа Джареду в кадык, он быстро и деловито обшаривал его карманы. Звякнули, вываливаясь, ключи от машины, хрустнул мобильник (Веснушка досадливо фыркнул, похоже, сочтя его устаревшим).

— Чёрт, — выругался Веснушка, добравшись до бумажника Джареда и выпотрошив его содержимое на землю. — Твою мать, тут же и полсотни нет! Твою мать! Я видел, как ты брал у Грэя «летучки», у тебя должно быть дохрена бабла!

Джаред сказал бы ему, что у него совсем нет дохрена бабла, что у него нет вообще никакого бабла, больше нет. Но маленькие красные таблетки (летучки»? да, им это название подходило…) всё ещё вязали узлами его язык, и ноги, и руки, и мысли, и Джаред лишь всхлипнул бессильно, не замечая, что снова тычется своим обнажённым членом Веснушке в бедро. Ну и что, что любовь всей его жизни — он же решил, что это любовь всей его жизни, так какого чёрта! — цинично и грубо грабит его, пока он стоит тут со спущенными штанами. Джареду всего лишь хотелось ласки, нежности или хотя бы потрахаться, чтобы этот хреновый день стал хоть чуточку, самую чуточку лучше…

— Что, сука, всё ещё хочешь меня? — Веснушка раздвинул пухлые губы в злой улыбке, хватая Джареда за волосы и оттягивая ему голову назад. И Джаред вдруг понял, что нет, на самом деле не хочет. Совсем не хочет — внезапно всё, чего ему захотелось, это свернуться клубком на земле и тихонечко умереть. Лезвие больше не даво на его горло, но облегчения он не почувствовал. Он коротко выдохнул, когда Веснушка, убрав нож, крутанул Джареда на месте и втиснул в стену, быстро и грубо стаскивая джинсы