Кейтлин Кирнан «Меж двух миров» Caitlin R. Kiernan «Two Worlds, and In Between» (Написано — 1994) (Издано — 1997)

Когда жар спадает и Твила открывает глаза, ей кажется, что она целую вечность стоит у осыпающегося края ямы. Моргает три или четыре раза, прежде чем взгляд начинает фокусироваться, глаза горят и слезятся от жирного трупного дыма и слабого разочарования, растворяющегося вместе со сном. На другом конце маленькой комнаты, рядом с ее туалетным столиком Армии Спасения и треснувшим зеркалом, гримасничает Питер Мёрфи, его губы цвета баклажана, как синяк. На полу пламя свечи тонет в клюквенной луже жидкого воска.

Она лежит очень тихо, прислушиваясь к разбудившему ее звуку, вспоминает, где она находится и что конец света пришел и ушел, а она до сих пор здесь. В спальне воняет старой блевотиной, дерьмом и чем-то еще.

Блонди спит в потрепанном кресле, прислоненном к их кровати, голова опущена и подбородок покоится на голой груди. На нем нет рубашки — лишь черные трусики, подвязка и черные чулки в сетку с отрезанной подошвой. Он тихонько похрапывает, со свистом вдыхая и выдыхая. А внизу на улице мертвые ребята рычат и колотят по тротуару.

Больше ничего не происходит, как и раньше.

Она или еще жива, или уже мертва.

— Блонди? — она пытается шептать, но горло словно залили средством для чистки сточных вод, и теперь оно издает приглушенные зомбированные звуки.

— Блонди.

На этот раз его ресницы подрагивают, голова откидывается назад, темные глаза туманятся от прерванного сна, замешательства и страха.

— Твила? — его голос звучит потерянным и далеким. — Господи, Твила, ты…. — но спрашивать бессмысленно, вместо этого он нащупывает ее запястье, прижимает большой палец к сине-зеленому пересечению вен и артерий и уродливому шраму, оставшемуся после попытки суицида.

Она чувствует слабое биение своего пульса под прикосновением брата и знает ответ еще до того, как видит облегчение в его глазах и призрачной улыбке.

Блонди вытирает ее лоб губкой, вырезанной в форме розового фламинго, отводит в сторону чернильно-черную челку. Она пытается сесть, но он укладывает назад ее на сбившиеся простыни. Ее подушка покрыта коркой засохших соплей и крови; она знает, что обделалась.

— Мне уже лучше, — говорит она дрожащим, но уже почти своим голосом, и больше не остается сил, чтобы сказать что-то еще. Блонди плачет и крепко ее обнимает, пачкается, гладит спутанные волосы и не отпускает до рассвета.

Ее голова кажется пустой, очищенной сном и лихорадкой и наполненной злыми, жужжащими шершнями. Скупой ветерок треплет занавески, разгоняя жару.

Она садится на пол в прохладной тени, куда не проникает утреннее солнце, и начинает разворачивать больную руку, сматывая липкую марлю, пожелтевшую от гноя. Блонди пошел за стаканом воды, и заодно проверить, не осталось ли выпивки. Последний слой прилипает к коже большими красными пятнами, но когда она выдергивает его, остается только немного крови и слабый запах аммиака.

(бззбзззбззз)

И идеальный полумесяц поцелуя Арлин под ним; Твила поворачивает руку, и вот он снова — резец, клык и двузубые проколы вытатуированы на ее ладони. Линия жизни, сердца и души разорваны. Твила пытается сжать кулак, и распухшая плоть трескается, стекает по запястью, как янтарный браслет, прямо на пол.

У нее снова кружится голова, и она прижимается к стене. Ее рука похожа на картинку, на которой она однажды видела укус коричневого паука-отшельника, и она вспоминает слово «некроз».

Дальше по коридору Арлин хлопает дверью ванной комнаты. В дереве трещины, краска облупилась от ударов, но Блонди притащил диван, стол и прочее, чтобы забаррикадироваться.

— Проваливай, сука, — бормочет Твила у двери. — Убейся, тупица. Посмотрим, есть ли мне дело.

Арлин стонет, булькает и снова врезается в дверь.

(бззбзззбззз)

Из кухни выходит Блонди с термокружкой, на которой изображена женщина-кошка, и почти пустой бутылкой водки «Попов». Он садится рядом с сестрой, наливает водку в кружку и размешивает указательным пальцем.

— Не думаю, что ей удастся выбраться, — неуверенно говорит он. Она отпивает напиток и косится на дверь.

— Найди мне молоток, и я нахер убью эту суку, — горячий алкоголь устремляется вниз.

— Мне было так страшно, Твила, — говорит он и старательно избегает смотреть ей в глаза. — Я думал, что ты умираешь, что ты будешь, как она. Слышишь ее? Ей становится все хуже и хуже, а прошлой ночью отключилось электричество и …

Если я открою рот, они вылетят, и она видит извивающиеся черно-желтые тела, цепляющиеся за лицо Блонди, вонзающие жала в бледные щеки и сжатые веки, пытающиеся заползти в ноздри.

— По телеку больше ничего не идет. Только снег и тестовые образцы.

Арлин с огромной силой бьется в дверь ванной. Твила закрывает глаза, слушает брата и завывания сирены вдалеке.

* * *

Вечеринка в честь конца света — идея Твилы.

Близнецы играли в хозяина и хозяйку для всех пришедших, тонули в их лучших черных нарядах из шелка и кружев, в настолько красных губах, что глаза готовы сочувственно закровоточить. Тридцать или сорок человек втиснулись в маленькую квартиру, как живые сардины, извивающиеся в готических, техно и индустриальных ремиксах. Кондиционера нет — их оконный блок не выжил в августе прошлого года; пот, запах тел и грязный запах пачули. Чайная роза и гвоздика.

Где-то после полуночи Твила поняла, что ей очень надо пописать. Она уже потеряла счет всей выпитой текиле и пиву, и начала пробираться сквозь танцующую толпу к ванной. Она подумала, что Арлин просто потеряла сознание, взяла билет, чтобы слетать к песочному человечку, а утром с ней все будет нормально.

— Ты какая-то зеленая, Арлин, — она засмеялась и откатила Арлин от унитаза. Смыла воду и смотрела, как темная рвота уносится к Харибде. Арлин прислонилась к ванне, глаза закатились так, что видны только белки, губы синеватого оттенка. Пьяная и еле держащаяся на ногах Твила сидела на толчке и боролась со своей кожаной мини-юбкой и пыталась спустить колготки к высоким «Док Мартенсам», когда заметила лужу урины, растекшуюся по половине ванной комнаты. Под мочой пудрово-синий линолеум выглядел бирюзовым.

Она оставила дверь широко открытой, и кто-то заглянул внутрь — Дуги с ярко-оранжевой короткой стрижкой. Он зажимал нос и издавал рвотные звуки, пока она не показала ему палец. Мгновение спустя она услышала, как он смеется и отпускает шутки о золотом дожде.

— Разумеется, — ответила ему Твила, — просто встань в очередь.

Затем Арлин открыла рот и рыгнула, уродливый грохочущий звук, и все ее тело