Записки военного врача

…Дмитрий Иосифович Ивановский в 1892 году открыл фильтрующиеся вирусы — мельчайшие возбудители болезней, свободно проникающие сквозь поры бактериологических фильтров. Но прошли десятилетия, прежде чем человечество полностью осознало величие этого удивительного открытия, поняло, что перед ним огромный, новый и страшный враг, не менее сильный, чем болезнетворные микробы; грозный и почти неуловимый, притаившийся в глубинах живой клетки и защищенный ею от действия известных науке лечебных препаратов.

Лев Александрович был одним из немногих советских исследователей, которые вовремя угадали роль вирусов, размер опасности и создали советскую школу вирусологов.

В середине тридцатых годов грянула гроза. Надо было почти безоружными, без всякого опыта выйти из только что созданных лабораторий и принимать бой: на Дальнем Востоке разразилась эпидемия неизвестной болезни, часто кончавшейся смертью или параличами. В те времена первых пятилеток геологи, лесорубы, строители железных дорог вторгались в самое сердце дикой, нехоженой, необжитой тайги. На покорителей безбрежного и прежде безлюдного «таежного континента» и обрушилась смертельная болезнь.

Можно было вообразить, что болезнь эта извека жила в тайге, но своей особой, не касающейся человека и незримой для него жизнью, имела в таежной глухомани свои владения, неприступные крепости, а когда люди переступили границы ее царства, напала на смельчаков.

Как оказалось впоследствии, эта картина, похожая на страшную фантастическую сказку, была очень близка к истине.

В тайгу, где болезнь действовала самовластно, выехала из Москвы экспедиция молодых ученых — вирусологов и паразитологов. Экспедицию возглавлял Лев Александрович Зильбер.

Ученые везли за тысячи километров скудное оборудование и подопытных животных — для изучения свойств вируса, если этот предполагаемый вирус удастся найти и выделить. Вирус нашли, но бой был жестоким — некоторым участникам экспедиции пришлось самим на себе изучать механизм болезни, не пощадившей пришельцев.

В истории науки редки экспедиции такие. трудные и ознаменовавшиеся такими победными результатами. За несколько месяцев весны и лета Зильберу и его сотрудникам удалось не только выделить вирус и обнаружить главного его переносчика — особый вид клещей, но и создать первые, пусть и не вполне совершенные, методы предупреждения заболевания этой страшной болезнью — клещевым энцефалитом.

Экспедиция возвращалась с победой, но шел тридцать седьмой год; и некоторые ее участники оказались жертвами жестокого навета; они, самоотверженные борцы с болезнями, были репрессированы по нелепому обвинению в распространении опасных инфекций утра до вечера. Но во всем этом чувствовался искренний энтузиазм, горячее желание преданно служить революции, не шалея жизни защищать ее от всех врагов.

На пароходе царил полный порядок, хотя никто никому ничего не приказывал. Есть было почти нечего, но радостное возбуждение не оставляло нас ни на минуту.

Посад Дубовка был первым населенным пунктом, где свободно продавали белый хлеб, которого мы уже давно не видели. Он был чудесным, этот белый хлеб, мягким, пушистым, сладким. Хотелось не только его есть, но трогать, держать в руках. Его продавали большими буханками, и я почти бессознательно покупал одну буханку за другой и тащил их в каюту.

Мне не раз приходилось впоследствии голодать в уже зрелом возрасте в тюрьме, в лагере и затем неожиданно переходить к нормальному питанию. Но никогда я не испытывал такой физиологической радости, как тогда, поедая этот дубовинский хлеб. Все наелись до отвала и завалились спать.

От Царицына мы направились поездом на Дон в станицу Земетчинскую, где стоял тогда штаб 9-й армии. На этом пути следы войны уже были ясно заметны. Попадались дохлые лошади, брошенные разбитые орудия, повозки. Мост через Дон был взорван. Когда мы подъехали к Дону, к берегу пристала большая баржа. Из нее выгружали раненых и больных, почти исключительно сыпнотифозных. Выгрузка продолжалась много часов. В этой же барже переправили ожидавшую воинскую часть и нас на другой берег. По прибытии в Земетчинскую я был назначен врачом 9-й армии.

Врач штаба армии обслуживал служащих штаба и штабную роту. Работы было не очень много, и мои скромные врачебные знания меня не подводили. Вольные с небольшими травмами, с кишечными и венерическими заболеваниями и, конечно, сыпнотифозные составляли основную массу больных. В моем распоряжении было два фельдшера (лекпомы) и четыре санитара, позже наш штат пополнился двумя медсестрами — женой Михайлова и женой начальника штаба армии Петрова.

Медицинский пункт состоял из амбулатории и небольшого стационара на пять коек, где больные могли ждать эвакуации. Перевязочный материал и самые необходимые медикаменты были в достаточном количестве, равно как и хирургический инструментарий для небольших неотложных операций.

Очень скоро я увидел, что большинство сыпнотифозных больных — это красноармейцы, прибывшие в армию около двух недель тому назад: было очевидно, что они заражались в дороге. Вспомнилась баржа, которая переправляла через Дон в одну сторону больных, а в другую пополнения, идущие на фронт. По-видимому, заражение происходило именно на этой барже, так как больные были покрыты вшами, которые расползались в разные стороны. Докладная записка, в которой были изложены и мотивированы эти соображения, была направлена начальнику штаба армии. Но убедиться в действенности принятых мер не пришлось.

Белые армии прорвали наш фронт, и началось бедственное отступление 1919 года. Отступление было поспешным и довольно беспорядочным. Штаб армии оказывался иногда ближе к противнику, чем полки, дивизии и бригады. Спать до переправы через Дон почти не пришлось.

Переправа происходила на небольшом импровизированном пароме. На берегу скопились многие сотни повозок с различным имуществом. Мы подошли к переправе вечером. Все попытки добиться разрешения пустить наши две подводы на паром не имели успеха. Пошел дождь. Усталый до последней степени я забрался под телегу, улегся на непромокаемый плащ и заснул.

Я проснулся, когда только что начинало светать. Где-то бухали орудия. По-видимому, всю ночь шел дождь. Почти все воинские части переправились на тот берег. Оставалось десяток подвод с какими-то хозяйственными грузами. Когда паром с нашими подводами пристал к берегу, уже было совсем светло. Мы погнали лошадей возможно быстрее. Связь со штабом была потеряна, и мы двигались в общем потоке отступающих частей.