обстоятельств, оказался потом, после приема, внебрачным сыном без пяти минут классика детской литературы.

Странно, из двух мальчиков, бредивших морем в своем абсолютно сухопутном городе, тайком строивших назло Владиславу Петровичу и всей его благонамеренной флотилии пиратский швербот в подвале дома на Первомайской, сочинявших приключенческие романы, где фигурировали все школьные злодеи, а также друзья и сочувствующие (хулиганы, разумеется, в конце отправлялись на дно кормить рыб, положительные персонажи праздновали заслуженную победу, а отмстившие авторы топали в школу зубрить ненавистный немецкий), один, унаследовав капиталы англомана-отца, чуть ли не первым в перестройку открывшего совместное советско-британское предприятие, торговавшее дефицитной компьютерной техникой, стал известным предпринимателем, а другой сидит сейчас в библиотеке замка Хоторнден у камина и строчит на Наташином лаптопе сие мемуарно-эпитафическое сочинение.

А ничего странного, если вдуматься.

Однажды управдом обнаружил незаконную верфь и сменил замок, сунув в дверь издевательскую записку, дескать, господа судостроители, хотите получить назад свои вещички, добро пожаловать в ЖЭК, ключ там. Судостроители, однако, склонны были дать отрицательный ответ и, выбив подвальную дверь, забрали нетронутые дорогие английские (папины!) инструменты, а также почти готовый форштевень со шпангоутами, пахнущий морилкой, клеем и романтикой. Управдому было оставлено послание, пересыпанное романтическими ругательствами типа “доннер веттер”, “диагос патрос” и прочим соленым морским словцом (пожалуй, что-то подобное в назидание потомкам я и пытаюсь сейчас сочинить).

Верфь в сжатые сроки была перенесена к тебе на дачу, в поселок Половинный, где ничего не помешало двум семиклассникам за лето довести посудину до ума. Двухметровый швербот с косым гротом и стакселем до сих пор, говорят, в хорошую погоду режет волну на озере с татарским названием Таватуй, теша гордость своих создателей. Что касается причудливой логики судьбы, то письмо управдому, как, впрочем, и приключенческие романы, писал ты, а дверь вышибал я, привет Набокову. Жалко лишь, что в Северный Эск мы уже не плюнем — я как-то стесняюсь плевать за границей, а ты по совсем другой причине.

Лишь в Москве я узнал, что в декабре тебя нашли в сугробе, с пробитой головой, ограбленного и выброшенного из какой-то тачки. Говорят, ты отпустил служебную и тормознул по старой памяти левака.

Мои друзья по студенческой привычке презирали общественный транспорт, вот некоторые и допрыгались. Первая стипендия — две бутылки вина, цветы и такси до улицы Амундсена. Не ехать же, в самом деле, к даме сердца на автобусе? А мыслимое ли дело, затарившись портвейном, тащиться пешком в общежитие, где гонцов ждет не дождется приятная компания? А посему, ну ее, закуску, транспорт важней. Такси — это правильный настрой, верный расчет. И вообще, лучше брать судьбу за рога. Получив однажды в темных аллеях Зеленой рощи сотрясение мозга в обмен на новый адиковский костюм и кроссовки “Пума”, ты не передвигался больше по городу иначе как на частнике. Результат опять же — пьяный водила, отвертка под ребро, две недели в жуткой 33-й больнице. Впрочем, это могло случиться с каждым, лично меня грабили два раза на улице и вшестером, но такси я люблю не поэтому. Есть у меня на то свои, наследственные причины.

В фантастическом Свердловске семидесятых отец, отправляясь по делам, стрелял у матери рубль на желтую “Волгу” с шашечками и зеленым огоньком. Чудесный экипаж, впрочем, еще надо было поймать — что считалось большим везением. Имелся и более верный, но не столь лихой способ — дождаться кэб на специальной остановке. Остановив такси на проезжей части, везунчики весело хлопали дверью и уносились от угла под завистливые взгляды томившихся под желтой табличкой “Такси”. Бывало, впрочем, и наоборот — презревшие порядок битый час скучали на обочине, размышляя о превратностях судьбы и ветрености фортуны, в то время как добропорядочные граждане один за другим полноправно погружались в кожаные объятия салона, объявив пункт назначения, и с достоинством отплывали.

Рок, судьба, фатум, фортуна, участь, удел, судьбина, доля, жребий, планида. Я раскусил тебя. Ты не богиня с прекрасным передом и ужасным задом, ты банальный подражатель, слабый сочинитель, наглый эпигон. В конце концов, могла бы придумать что-нибудь свое, а не списывать тупо у соседа по парте, такого же, кстати, раздолбая, троечника и сноба. Но нет. И останавливает в Лондоне в июне 2005 года сын своего отца классический кэб, черный, с просторным салоном, куда можно затащить гору чемоданов да еще посадить пятерых, откинув дополнительные сиденья. От восхищения водитель получает на чай фунт, то есть больше полагающихся ему десяти процентов от 7.80. В Милане бежевый “Мерседес” последней модели с бортовым компьютером, отображавшим крайнюю точку маршрута — знакомый по десяткам фильмов вокзал (не зря я два года ходил к культурологам на спецкурс “Мировое кино”), обходится знакомому персонажу в 12, как говорит Тиновская, ныне жительница Германии, “ойро”. В фешенебельном Рапалло точно такой же лихо, но уважительно доставляет уже вообразившего себя молодым Хемингуэем автора сих нетленных мемуаров к пятизвезднику “Эксчельсиор Палас” (8 евро). В местной достопримечательности будущий нобелевский лауреат, а тогда юный корреспондент крупной канадской газеты жил на гонорары, полученные за публикации первых, но уже абсолютно гениальных рассказов.

Я “падал на мотор” в Нью-Йорке, это был обычный армянский “желтый король” с Довлатовым за рулем, причем Сергей Донатович, в чудном кожаном кепи и крагах, поведал свежую байку о Бродском (при случае расскажу) и уверенно, не моргнув глазом, содрал с меня 17 долларов — ровно вдвое больше положенного по счетчику. За литературные новости на Манхэттене надо платить, я же понимаю.

В грязном Каире, очень грязном Стамбуле и невероятно, просто-таки фантастически грязном и вонючем Бангкоке не было никакой литературы, зато цены ввиду дешевизны пересчету не поддаются, как не поддаются учету развалюхи всевозможных марок и мастей, которые впитали эти колоссальные нищие города со всего мира.

Справедливости ради скажу, что и в Москве мне случалось изумленно останавливать необъятный снаружи и просторнейший внутри, бренчащий всеми своими недрами “Кадиллак” из гангстерского боевика 70-х, чтобы за тридцатку долететь до метро, как на троечке с бубенцами. Не жалко пожертвовать доллар на