Тебе все можно Чертова Кукла

Вот он я, кто ранил, а после смиренно ждал.

Оголенный провод, пустая комната и кинжал -

Я цветы наши срезал и больше их не сажал -

Без тебя я пустое место.

Катарина Султанова

Когда речь президента сменилась боем курантов, я торопливо подожгла записку, стараясь не обжечь пальцы, после чего стряхнула пепел в бокал и залпом осушила его до дна, совершенно забыв о том, что надо бы чокнуться с присутствующими. Впрочем, занятые громкими криками, никто из коллег не заметил, как я сходила с ума в дальнем конце стола. Корпоративный новый год, судя по всему, собравший в этом доме всех лузеров, которым не с кем больше было отметить праздник, начался еще в обед, и оттого трезвых к двенадцати часам ночи почти не осталось. Я с тоской смотрела на двадцать малознакомых мне товарищей и не понимала, что делаю среди них. Однако подобные мысли посещали меня не только здесь, но и на работе, с друзьями, и порой, переходили в такую тоску, - хоть волком вой.

Новый год был моим любимым праздником, и я всегда гордилась тем, что даже став взрослой и серьезной дамой, не подрастеряла той детской радости, которую приносил праздник, но сегодня все было иначе. После того, как не стало отца, меня вообще мало что интересовало в жизни, и если бы не настойчивость коллег, то сегодня я, как и обычно, легла бы спать часов в десять, не желая думать о том, как веселятся другие. Все это казалось мишурой, наигранным праздником, - коротко говоря: все раздражало. Но поскольку где-то в самой глубине души во мне еще жила маленькая девочка, я решилась на странный, и может, отчаянный шаг – выбраться за город, а в заветное время сжечь записку. Ничего глобального у высших сил я не просила – мне хотелось чудес. Пусть самых простых, вроде кролика из шляпы (хотя тут я вру: кролик из шляпы – это совсем другое. Ловкость рук, мошенничество, но никак не чудо), но так, чтобы я, наконец, поверила и ожила.

- Эй, Новосельцева, чего грустишь? – рядом со мной возник изрядно пьяный коллега, Валера, занимавший в офисе соседний кабинет. Громкий голос набатом отозвался в голове, а перевирание собственной фамилии вызвало раздражение. Работал он у нас не так давно, поэтому за все время мы общались от силы раз пять, и то по обыденным вопросам, вроде пишущей ручки и листочка и места для обеда, «чтобы сытнее и не так дорого».

- Новоселова, - поправила я, - и это тебе не служебный роман.

- А я не прочь, - захохотав, мужчина обнял меня так, что мы оба чуть не свалились, а из его бокала выплеснулось шампанское и прямо на мое платье. Я задержала дыхание, боясь сорваться и заорать, и вырвавшись из чужих рук, побежала в туалет, совершенно не слушая его извиняющиеся бормотания.

Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и закусила губу. Все, все шло не так, и я в сотый раз пожалела, что решила пойти на корпоратив. Платье было безнадежно испорчено, запах шампанского вызывал приступ тошноты, и в этот момент отчаянье достигло пика. Я распахнула окно в туалете, и, облокотившись на подоконник, высунула голову наружу, вдыхая холодный воздух.

- Я хочу чуда, - крикнула во все горло, ничуть не заботясь, услышат ли меня кто-то из присутствующих.

В машине, стоящей напротив, загорелись фары, напугав меня, и я торопливо захлопнула створки. Несмотря на странную выходку, совсем не хотелось стать звездой интернета в разделе смешных видео и дать товарищам по работе повод для сплетен о своей персоне.

Покинув туалет, я решила занять кровать, отведенную в спальне для девочек, переодеть пропахшее сигаретным дымом и алкоголем, жутко неудобное платье в черных пайетках, и уснуть, накрывшись подушкой с головой. Едва сделав пару шагов по коридору, я снова столкнулась с Валерой, в руках которого был очередной стакан с пойлом.

- Новосельцева! – снова закричал он, словно пытаясь повторить недавнюю выходку, но я резко шарахнулась от него в сторону и почувствовала, как закружилась голова. Перед глазами потемнело, голос Валеры сменился на шум в ушах, и уже в следующее мгновение я почувствовала, что теряю сознание.

Головная боль пульсировала в висках так сильно, что я боялась сделать малейшее движение. Я медленно открыла глаза, надеясь, что от этого действия меня не стошнит, и попыталась понять, где нахожусь. Кажется, после позорного падения в обморок, меня донесли до кровати, но по ощущениям, сейчас я лежала на чем-то ужасно неудобном.

Кое-как приняв сидячее положение, я принялась озираться по сторонам. Темнота, казавшаяся поначалу кромешной, была не такой беспросветной, однако сердце глухо застучало в предчувствии неприятностей. Первое, на что я обратила внимание, был деревянный ящик, на котором я и лежала. Проведя ладонью по неотесанной поверхности, тихонько вскрикнула, занозив кожу. Осторожно поднявшись, я чуть не свалилась вперед, - левая нога оказалась схваченной чем-то жестким. Наклонившись и почти теряя сознание от головной боли, я заметила на щиколотке кандалы. Нахлынувший вслед за этим открытием ужас парализовал, не давая двигаться и делать полноценный вдох.

- Что за шутки, черт возьми? – прошептала я, не доверяя своему голосу. Подняв, насколько позволяла цепь, ногу, я осмотрела железное кольцо, опоясывающее конечность. Старое, ржавое, оно больше напоминало атрибутику низкобюджетного фильма про маньяков. Только подумав об этом, я дернулась вперед, в сторону, где на фоне стены слабо выделялась окно, забранное решетками.

Однако добраться туда не было возможности не только из-за оков: с трех сторон меня окружали бетонные стены, а на четвертой – решетка из стальных прутьев. Расстояние не позволяло пролезть между ними, максимум – вытянуть руку, но легче от этого не становилось.

Обессиленная головной болью, не редко посещавшей меня в последнее время, я снова плюхнулась на ящик. Ощущения, откровенно говоря, были ужасными: то ли дурной сон, то ли я и вправду попала в лапы к неизвестному… Кому? Об этом я предпочитала не думать.

Да, не такого чуда я просила, глядя в окно. Когда это было? Вчера, позавчера, неделю назад? Внезапно меня одолела такая апатия, что я свернулась на ящике, подобрав под себя замершие босые ноги в рваных колготках и, кажется, отключилась.

Мое состояние нельзя было назвать сном или потерей сознания: уставившись в одну точку, я занималась тем, что жалела себя. Последний год выдался ужасным, - борьба папы с раком, его смерть, расставание с человеком, которого я видела отцом своих детей. В довершении всего младший брат, в ком я не чаяла души, решивший уехать учиться в Петербург, за последние полтора месяца звонил мне два или три раза, а на мои звонки