с духом и набрал матери:
– Да, конечно, приезжай, – резко ответила она. – У отца душа буквально болит. Ты не звонишь, не пишешь. Переживает.
– А ты?
– Да что за тебя переживать-то? Настрадаешься – напишешь.
Дорога до дома родителей заняла несколько часов. Электричка мчалась в глубины Подмосковья, где давно не ступала моя нога. Расположившись один, словно царь, на скамейке, я раскрыл ноутбук и стал искать информацию о группе. Что это вообще за «Год Крысы»?! Оказалось, что у группы есть скудная страница на Википедии:
Год Крысы – сибирский рэп-проект, основанный в 2003 году студентами медицинского училища Женей Алеевым (Жека), Леонидом Костровским (Костер) и Эдуардом Старшиновым (DJ Энурез). В одном из интервью участники группы утверждали, что музыкой они начали заниматься давно и "Год Крысы” не был их первым проектом. В 2004 году Алеев, Костровский и Старшинов пишут саундтрек к фильму “Манту”, чем привлекают к себе внимание главного редактора журнала “Сибиряк” Валентина Косыгина: “… и не отпускает музыка. В какой-то момент кажется, что она сильней картинки. Да, у вас перед глазами люди колются, но в то же время вы слышите – уже давно!”. В 2005 году, отойдя от экспериментальной музыки, “Год Крысы” впервые дает выступления под своим названием. Сами участники коллектива объясняют его так: “Есть черная полоса, есть белая. У кого-то черная чаще, у кого-то белая. А у кого-то все давным-давно превратилось в вечный круг внутри собственной головной клетки. Год Крысы – это когда ты осознал, смирился, а теперь еще и о**ел, и устраиваешь торжества в честь этого”. В том же году выходит первый альбом группы, радушно встреченный критиками. В 2009-м группа выпускает свой последний альбом, вместе с чем объявляет о закрытии проекта. Дискография:Пара Це Мотала (2005), Год Крысы (2006), Явление радости (2009).
Несколько интервью, пара десятков живых выступлений, снятые на VHS и камеры кнопочных телефонов. И тысячи преданных фанатов, заполонившие форумы и ищущие повод при любом случае заявить о том, как сильно им нравится «Год Крысы» и что лучше группы в России больше никогда не будет. Музыканты внешне из себя особо ничего не представляли: молодые ребята с короткими волосами, скулами, синяками под глазами, прыщами, легкой щетиной на местах, кривляющиеся на камеру. Люди гордо обменивались пленкой с выступлений: вот первый вокалист, высокий и тощий, истошно кричит, приобретает образ волка под луной; второй корчит пальцами ни то знак мира, ни то ножницы; диджей попивает спрайт из двухлитровой бутылки на заднем плане. Под каждым фото баллада о неведомом ранее счастье, об откровении, что наступало на счастливчика после аплодисментов. Альбомов на стримингах найти не удалось. Группа в Вконтакте оказалась давно заброшенной. Несколько постов с вырезками из городских газет, раздел «Досуг», фотографии из подъезда, где ребята щелкают семки и дуют водный. Два альбома в аудиозаписях и все. Ни контактов, ни намеков на обратную связь. Видимо, группа похоронила себя сама, отказавшись от внешнего мира навсегда. В самый неподходящий момент на телефоне закончился трафик. – Ладно, – думал я, – у родителей скачаю, на обратном пути послушаю. Далекое родное Подмосковье, сколько лет меня здесь не было. Пруд около вокзала вонял нечистотами и давно зарос мутной пленкой. Около платформы продавали букеты; никто их не брал, никто не хотел сделать человеку приятно. На лавочках распивали пиво опасные компании, толпа с вокзала обходила их стороной. Гости из республик окружили железные пути своими магазинами с продуктами, выпечкой и шаурмой. Я незаметно пробрался через толпу уставших рабочих и по детской привычке спрятался в глубине дворов, в тени хрущевок и бараков, которые все никак не снесут. Пустырь, где в детстве мы играли в прятки, превратился в замок будущей новостройки. Ее строили на костях собак и сдувшихся футбольных мячей. Исчез мой юный страх попасться в руки полиции – еще год, и я перестану быть им интересен. Садилось солнце, всплывал свет в окнах. Доносился шум из проезжающих мимо машин, под ними сотрясалась земля. Кутеж начинается в будни. Дверь была открыта. Встретили меня огромный серый кот и рыжая собака. Я обнял их крепко-крепко и на душе стало спокойно. На кухне брат с отцом вслух читали книгу. Видимо, они не слышали, как открылась дверь; а будь это маньяк – что тогда? Отец стоял над моим братом, следил, чтобы тот с усердием произносил слово за словом. – Что читаете? – поинтересовался я. – «Чучело»! – радостно ответил брат; как не радоваться – брат пришел! – можно от книги отвлечься. Изменился Кирилл, исчезли худые черты лица. Он потолстел за эти годы, сидя на диване перед телевизором, длинные кудрявые волосы стали сальными, короткими. – Оу, Федя! – завыл отец и бросился меня обнимать. – Сто лет тебя не видел. Ты как? – Так-сяк, раскис немного. – А почему раскис? Чай будешь? Может, кофе? – Чай, спасибо. Почему – не знаю. – Кирилл, давай, читай дальше, – обратился отец к брату. Тот надул губы и безэмоционально продолжил вытаскивать из «Чучела» слова. История заканчивалась, главная героиня уехала, а обман одноклассника вскрылся, и сейчас они винили себя в том, как неправильно они вели себя по отношению к честной и наивной девочке: травили, унижали, бойкотировали; защитник ее оказался слабым и жалким, испугался красных кулаков живодеров. Мне хотелось расплакаться. – Как эту книгу выпустили в разгар советской власти – не понимаю. Это же один в один они. Я спорить не стал. Советская власть – это в первую очередь люди, насаждающие и принимающие. Те и те не без греха, как-никак люди. Отец поставил мне кружку чая и сел напротив. Кирилл сразу убежал к себе, видимо, со мной ему было скучно. Отец долго рассматривал меня и улыбался. Когда я пришел, на нем не было лица, он отстранился от всего внешнего, пытаясь уйти и от внутреннего. Но вмиг все наладилось, стоило мне перейти порог квартиры. Грелась душа отца в присутствии первенца. Он стал закидывать меня вопросами о жизни, пытался как-то помочь; объяснить, что семья всегда придет на помощь и не нужно бояться быть раздавленным перед ними. Стоило мне повторить про себя эти заветные слова: «Я люблю тебя», как на глаза наворачивались слезы. – А ты не хочешь работу сменить? – спросил отец. – Плохо она на тебя влияет. Ты постоянно злишься, грустишь, в депрессии свои впадаешь. Мать твоя тоже на работу вышла, и жить стало сложно. – Жить-то на что? – А у тебя сейчас денег много? – улыбнулся отец. – К моим сослуживцам можно попробовать устроиться. Работа не сахар, конечно, но зато платят много;
Год Крысы – сибирский рэп-проект, основанный в 2003 году студентами медицинского училища Женей Алеевым (Жека), Леонидом Костровским (Костер) и Эдуардом Старшиновым (DJ Энурез). В одном из интервью участники группы утверждали, что музыкой они начали заниматься давно и "Год Крысы” не был их первым проектом. В 2004 году Алеев, Костровский и Старшинов пишут саундтрек к фильму “Манту”, чем привлекают к себе внимание главного редактора журнала “Сибиряк” Валентина Косыгина: “… и не отпускает музыка. В какой-то момент кажется, что она сильней картинки. Да, у вас перед глазами люди колются, но в то же время вы слышите – уже давно!”. В 2005 году, отойдя от экспериментальной музыки, “Год Крысы” впервые дает выступления под своим названием. Сами участники коллектива объясняют его так: “Есть черная полоса, есть белая. У кого-то черная чаще, у кого-то белая. А у кого-то все давным-давно превратилось в вечный круг внутри собственной головной клетки. Год Крысы – это когда ты осознал, смирился, а теперь еще и о**ел, и устраиваешь торжества в честь этого”. В том же году выходит первый альбом группы, радушно встреченный критиками. В 2009-м группа выпускает свой последний альбом, вместе с чем объявляет о закрытии проекта. Дискография:Пара Це Мотала (2005), Год Крысы (2006), Явление радости (2009).
Несколько интервью, пара десятков живых выступлений, снятые на VHS и камеры кнопочных телефонов. И тысячи преданных фанатов, заполонившие форумы и ищущие повод при любом случае заявить о том, как сильно им нравится «Год Крысы» и что лучше группы в России больше никогда не будет. Музыканты внешне из себя особо ничего не представляли: молодые ребята с короткими волосами, скулами, синяками под глазами, прыщами, легкой щетиной на местах, кривляющиеся на камеру. Люди гордо обменивались пленкой с выступлений: вот первый вокалист, высокий и тощий, истошно кричит, приобретает образ волка под луной; второй корчит пальцами ни то знак мира, ни то ножницы; диджей попивает спрайт из двухлитровой бутылки на заднем плане. Под каждым фото баллада о неведомом ранее счастье, об откровении, что наступало на счастливчика после аплодисментов. Альбомов на стримингах найти не удалось. Группа в Вконтакте оказалась давно заброшенной. Несколько постов с вырезками из городских газет, раздел «Досуг», фотографии из подъезда, где ребята щелкают семки и дуют водный. Два альбома в аудиозаписях и все. Ни контактов, ни намеков на обратную связь. Видимо, группа похоронила себя сама, отказавшись от внешнего мира навсегда. В самый неподходящий момент на телефоне закончился трафик. – Ладно, – думал я, – у родителей скачаю, на обратном пути послушаю. Далекое родное Подмосковье, сколько лет меня здесь не было. Пруд около вокзала вонял нечистотами и давно зарос мутной пленкой. Около платформы продавали букеты; никто их не брал, никто не хотел сделать человеку приятно. На лавочках распивали пиво опасные компании, толпа с вокзала обходила их стороной. Гости из республик окружили железные пути своими магазинами с продуктами, выпечкой и шаурмой. Я незаметно пробрался через толпу уставших рабочих и по детской привычке спрятался в глубине дворов, в тени хрущевок и бараков, которые все никак не снесут. Пустырь, где в детстве мы играли в прятки, превратился в замок будущей новостройки. Ее строили на костях собак и сдувшихся футбольных мячей. Исчез мой юный страх попасться в руки полиции – еще год, и я перестану быть им интересен. Садилось солнце, всплывал свет в окнах. Доносился шум из проезжающих мимо машин, под ними сотрясалась земля. Кутеж начинается в будни. Дверь была открыта. Встретили меня огромный серый кот и рыжая собака. Я обнял их крепко-крепко и на душе стало спокойно. На кухне брат с отцом вслух читали книгу. Видимо, они не слышали, как открылась дверь; а будь это маньяк – что тогда? Отец стоял над моим братом, следил, чтобы тот с усердием произносил слово за словом. – Что читаете? – поинтересовался я. – «Чучело»! – радостно ответил брат; как не радоваться – брат пришел! – можно от книги отвлечься. Изменился Кирилл, исчезли худые черты лица. Он потолстел за эти годы, сидя на диване перед телевизором, длинные кудрявые волосы стали сальными, короткими. – Оу, Федя! – завыл отец и бросился меня обнимать. – Сто лет тебя не видел. Ты как? – Так-сяк, раскис немного. – А почему раскис? Чай будешь? Может, кофе? – Чай, спасибо. Почему – не знаю. – Кирилл, давай, читай дальше, – обратился отец к брату. Тот надул губы и безэмоционально продолжил вытаскивать из «Чучела» слова. История заканчивалась, главная героиня уехала, а обман одноклассника вскрылся, и сейчас они винили себя в том, как неправильно они вели себя по отношению к честной и наивной девочке: травили, унижали, бойкотировали; защитник ее оказался слабым и жалким, испугался красных кулаков живодеров. Мне хотелось расплакаться. – Как эту книгу выпустили в разгар советской власти – не понимаю. Это же один в один они. Я спорить не стал. Советская власть – это в первую очередь люди, насаждающие и принимающие. Те и те не без греха, как-никак люди. Отец поставил мне кружку чая и сел напротив. Кирилл сразу убежал к себе, видимо, со мной ему было скучно. Отец долго рассматривал меня и улыбался. Когда я пришел, на нем не было лица, он отстранился от всего внешнего, пытаясь уйти и от внутреннего. Но вмиг все наладилось, стоило мне перейти порог квартиры. Грелась душа отца в присутствии первенца. Он стал закидывать меня вопросами о жизни, пытался как-то помочь; объяснить, что семья всегда придет на помощь и не нужно бояться быть раздавленным перед ними. Стоило мне повторить про себя эти заветные слова: «Я люблю тебя», как на глаза наворачивались слезы. – А ты не хочешь работу сменить? – спросил отец. – Плохо она на тебя влияет. Ты постоянно злишься, грустишь, в депрессии свои впадаешь. Мать твоя тоже на работу вышла, и жить стало сложно. – Жить-то на что? – А у тебя сейчас денег много? – улыбнулся отец. – К моим сослуживцам можно попробовать устроиться. Работа не сахар, конечно, но зато платят много;