мог поверить своим глазам. – В отель вас надо, нечего здесь делать.

– Тебе точно нормально?

– Да, – я поднялся с бордюра и потянулся руками к небу. – Как новенький, лучше предыдущего. Запеченный с дымком.

– Отлично. Федя, ты это, на счастье так много не концентрируйся. Я, конечно, не в кассу говорю, но… у меня такое чувство, что ты со мной хотел что-то обсудить.

– Я уже позабыл, что именно, если честно.

– Ладно, – Женя задумался. – Нет быстрого счастья, Федя. Чего бы мы не достигли, всегда будем недовольны. Судьба у нас такая, ничего не поделаешь. Ты потому в огонь и бросился, счастья хотел, да?

– Как ты понял?

– Да у меня в Екатеринбурге, когда там жил, у соседей квартира загорелась, и я то же самое почувствовал. Суицидальные наклонности. К врачу сходи. Кстати, а нам заплатят в итоге? Выступления, походу, не будет.

– Я не знаю, Женя, не знаю, ой. Что будет завтра, выживем ли, вообще ничего не знаю. Надо всем отдохнуть мне кажется. Я к врачу, а вы домой, давайте?

– Ага. Ты это, за нас не парься. Ты и так перегорел чутка. Костер либо Эдик закажут тачку, и мы спокойно поедем отдыхать. Набери, как понятно станет, что делать, хорошо?

– Женя, а что такое музыка? – с ничего спросил я.

– Музыка – это все, Федя. Ты бредишь, вот, врача спроси. Он знает лучше.

Неохотно меня забрал с собой врач, повел к машине скорой помощи. Вдалеке растворялись фигуры «Года Крысы», величайшей группы в истории России. Скрываясь от всего лишнего, они исчезли подальше от проклятого места. Да, этот пожар – знак! Что мы делаем что-то неправильно, не в угоду высшему замыслу, а в угоду себе. Нога ступила на обожженный логотип летучей мыши.

– Потеряла крылья, – думал я.

Незнакомые люди вокруг плакали и умоляли о помощи. Врачи не справлялись, ведь их так мало было. На несколько десятков тысяч человек – всего пара машин спасения. Я стирал с лица гарь, она больно щипала глаза. Добрые врачи промыли мне глаза, спасибо, дали воздуха специального, спасибо, и протянули стакан чая, откуда бы он ни был. Как в кино прям, как в кино.

– Вы как? – спросили меня.

– Да в порядке. Домой сейчас пойду.

– Точно в больницу не хотите?

– Точно-точно.

– Ладно, нам же проще, – улыбнулась мне врач с приятным лицом.

– Отлично.

Я шел в сторону Савеловской, поглядывая иногда из-за плеча на огонь, что усердно пытались победить пожарные службы. Люди со всего района собрались поглазеть на природные силы, на яркий свет, не отпускающий внимания. Гремели в небе вертолеты, зевак становилось все больше и больше. Я уселся во дворе поудобнее, напротив спящего бомжа, которому по барабану, сколько трупов там осталось, сколько жизней сегодня сломалось и что будет завтра. Неутешительный конец. Я ждал, но не понимал, чего. Что-то, что заставит сделать выводы о случившемся. Что разрешит поставленные мною вопросы, если они вообще разрешимы. Ничего кроме огня не было. Черные клубы затмили небо – так померк свет. Я верил, что близится судный день для грешных душ, что уже несут наказание. Чего я так концентрируюсь на несчастье сейчас? Да и вообще. Ведь я выжил! Я выжил! От радости я закричал и стал бить кулаками лавку, пока бомж не проснулся.

Как поздно до меня это дошло. Я рефлекторно достал телефон. Десяток пропущенных, от Оксаны, Сергея и несколько незнакомых номеров. Чтобы не беспокоились, я написал им короткие сообщения, что все в порядке, после чего убрал телефон и спокойно выдохнул. Разразился кашлем, до боли в легких. Клонило в сон, при этом вставать не хотелось. Так и лечь на лавочке, уснуть сладко-сладко. Впервые в жизни на моей памяти. Позади все горело, не оставляло от прошлого и настоящего следа. Дальше – только будущее бессмысленное и беспощадное. «Год Крысы» выступил, накануне года крысы, как я не понимал этого раньше! Ой, что ни минута, так осознание. Вот оно как бывает, встретившись лицом с всесильным ничто.

Что будет завтра – я не знаю, но уверен – я не буду бояться. Пусть осталось ничего, с этим можно ужиться. Сделать из пустоты свой новый дом, пока старый хрустит пламенем. Я не отброшу прошлое, потому что без него невозможно объяснить настоящее. Я обещаю себе, при том, что никогда не обещал, не бояться будущего, ибо оно все равно наступит. И я буду к этому готов. Один, совсем один.

Зазвонил телефон. Я неохотно потянулся в карман куртки.

– Але.

– Сынок, привет!

– Привет, пап, – вот чьего звонка я точно не ждал.

– Ты как? Не звонишь, не пишешь. Мы волнуемся.

– Нормально. Просто заработался.

– Тебе удобно говорить?

– Да-да, я сейчас освободился. Пожар на работе, понимаешь.

– Да, бывает. Я хотел извиниться. Наверное, слишком поздно, но… прости меня за то, что мы с тобой в детстве так мало общались. Я работал и не мог уделить тебе достаточно внимания, не научил тебя жить так, как хочешь того ты. Я долго думал и… прости меня за то, что я не давал тебе самому принимать решения в твоей жизни.

– Папа, не надо, – дрожали мои губы.

– Ты и твой брат – самое ценное, что у нас есть. – Мы бывали строги, но это оттого, что не умеем иначе любовь выражать. Вот, учимся и… потому прошу прощения за все. Я не должен был держать тебя и спасать от битых коленок. Или от собственных выводов в жизни. Мы просто хотели, чтобы у тебя все было нормально, но не знали, как… Прости меня, пожалуйста.

– Пап, не говори так.

– Я все понял, и… Я долго пытался игнорировать твою обиду, вместо того чтобы просто поговорить. Делал вид, что все в порядке. Дурак твой отец, дурак. Я как мой живу, и видишь, как оно бывает.

– Спасибо, папа, – я не мог более скрывать ничего в себе. Я устал и наконец-то смог сам принять решение – я хочу отдыха, я хочу покоя. Я не хочу никого вокруг, кроме близких. Чтобы только мы остались, а все остальные исчезли и никогда больше не возвращались. Мир нужно принять, но не сегодня – потом. От него необходимо отдохнуть. – Ты не представляешь, как много эти слова значат, пап.

– Для меня тоже, – он тоже еле сдерживался. – Зайдешь к нам на днях? Чайку выпьем.

– Обязательно, завтра приеду. Маме привет.

Я увидел над собою чистое небо, которому не было ни конца ни края. Не знаю, как человечество, но я готов встретить год Крысы во всей красе.