комнате. Предположение, что Адольф Штребингер сам погасил лампу, совершенно отпадает. Голова его была, следовательно, хорошо освещена, когда в него стреляли с улицы. Тот человек, который был свидетелем преступления, задул лампу. Так, по крайней мере, мне все это представляется.
– Простите, – вмешался начальник сыскной полиции Георг Шульц, – не могла ли лампа быть погашена сквозняком?
– Вряд ли. На других вещах и бумагах он ведь не оставлял следа. К тому же мне сдается, что незнакомец имел веские причины погасить свет, прежде чем выскочить в окно. Весьма возможно, что он был сообщником убийцы. Иначе не понятно, почему он предпочел скрыться через окно, вместо того чтобы позвать на помощь. Доктор, будьте добры, продолжайте следствие, я дал вам в руки нить. Речь идет, как вы знаете, об элегантном господине с моноклем, в шубе, которого сторож Штольценгрубер видел здесь в комнате. Он должен был быть свидетелем преступления и, по-видимому, спасся через окно. Следовательно, с этой стороны вам и надо начать поиски.
Доктор Шпехт осмотрел окно, но не нашел ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Затем он отворил ставни и, взяв лампу, осветил землю под окном. На ней ясно были видны следы. Доктор Шпехт кликнул полицейского и прошел в сад. От окна следы шли в другой конец сада. Это были характерные следы бегущего человека, и притом мужчины. Размер шагов – около ста тридцати пяти сантиметров – и сильный нажим носка сравнительно с оттиском каблука ясно показывали, с какой поспешностью незнакомец бежал из дома. Доктор Шпехт послал агента к хозяину квартиры с приказанием сварить клею, так как он хотел снять отпечаток следов, а сам медленно вернулся прежней дорогой. След был от узкого небольшого сапога с тонкой подошвой и низкими каблуками и вполне мог принадлежать элегантному господину, которого сторож Штольценгрубер видел разговаривающим со Штребингером. Доктор Шпехт отыскал место, где беглец перелезал через забор сада, и внимательно осмотрел занесенные снегом ветви близстоящих деревьев. Затем он сам влез на дерево и стал разглядывать продолжение следов по узкой дорожке. Они огибали дом и доходили до маленького, глухого переулка. Отсюда они шли не направо, к Грилльхоферштрассе, а как раз в противоположном направлении – к Зильбинггассе. На углу Зильбинггассе находилась небольшая кофейная. Должно быть, посещалась она не особенно охотно, так как кельнерша стояла без дела на пороге и со скучающим видом смотрела на улицу. При виде комиссара, шедшего по улице с небольшим фонарем в руках, она с любопытством сделала несколько шагов вперед и заговорила с ним. – Послушайте, господин, никак вы что потеряли? – Конечно, иначе не стал бы искать. – Да что потеряли-то? Деньги или письмо? Коли письмо – так наш Францль тут нашел какое-то. – Может, оно и есть. Доктор Шпехт поспешно схватил письмо, которое тотчас узнал по адресу. В конверте находилась вторая часть его собственного письма к таинственному домино – дополнение к той, которая найдена была у убитого. – Да, это мое письмо. Возьмите… вот вам на чай. Он протянул девушке гульден. – Не могу ли я поговорить с вашим Францлем? – спросил он. – Отчего же, можете. Зайдите, сделайте милость. И девушка, радуясь, что ей удалось заполучить такого щедрого посетителя, поспешно открыла дверь кофейной. Комиссара обдало тяжелым прокуренным воздухом. Несколько подозрительных субъектов сидели в углу комнаты за столом и недоверчиво покосились на вошедшего. – Ишь ты, гости-то у тебя сегодня какие важные, – обратился к хозяину пьяным басом один из присутствующих. – Может, и вы тут автомобиль поджидаете? – Заткни глотку, – проревел хозяин, – чего мелешь-то с пьяных глаз. Пьяный рассвирепел: – Что такое? С пьяных глаз? Может, ты и пьян… да! Только не я, понял? Я знаю, с кем говорю. Барин-то, небось, не из полиции. – Замолчи, Польдль, – вмешался в разговор один из сидевших за столом. Шпехт прошел в глубину комнаты и, остановившись у стойки, заказал себе какую-то мелочь, пока девушка ходила за Францлем. – Когда вы нашли письмо? – спросил его комиссар. – Да, должно быть, часов в десять. Я, видите, шел по делу, гляжу, а оно и лежит на Зильбинггассе. Становилось очевидным, что вторая половина письма была утеряна свидетелем преступления во время его стремительного бегства. Не заходил ли и он сюда? Шпехт снова обратился к девушке: – Ах да, чуть не забыл. Что, мой приятель – знаете, такой блондин, в шубе, который был здесь около девяти часов, – ничего не забыл у вас? – Я спрошу хозяина. – Не стоит. Мой приятель, верно, завтра сам сюда заедет. Что, он долго здесь пробыл? – Так… с полчаса, пока за ним не приехал экипаж. – Какой экипаж? – Автомобиль… такой, зеленый. Шпехта передернуло. Опять этот загадочный зеленый автомобиль! Снова какая-то связь с загадочным домино. – Часто бывал здесь этот господин? – Нет, всего три раза. Часов в шесть – в седьмом вчера и третьего дня. Потом как-то еще раз, только запамятовала, в какой день. Они все приезжали на зеленом автомобиле, на нем же и уезжали. Только вот вчера им ждать пришлось. Верно, шофера куда-нибудь посылали. Комиссар задал еще несколько вопросов, но ничего нового ему узнать не удалось. Когда доктор Шпехт вернулся к дому номер 46 по Грилльхоферштрассе, его уже поджидал сыщик с банкой столярного клея. Он выбрал наиболее ясно отпечатавшийся на снегу след, залил его клеем и через несколько минут осторожно вынул получившийся оттиск. Затем он пошел в комнату, где как раз заканчивали протокол. Он застал Вурца на коленях перед покойником и с губкой в руках. – Нужно прекратить расследование в прежнем направлении, оно ни к чему не приведет, – проговорил начальник тайной полиции. – Этот закрашенный шрам на лбу, фиктивная грязь на руках укрепляют меня в моем первоначальном предположении: покойный никогда не назывался Адольфом Штребингером, как никогда не был рабочим.
Доктор Шпехт осмотрел окно, но не нашел ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Затем он отворил ставни и, взяв лампу, осветил землю под окном. На ней ясно были видны следы. Доктор Шпехт кликнул полицейского и прошел в сад. От окна следы шли в другой конец сада. Это были характерные следы бегущего человека, и притом мужчины. Размер шагов – около ста тридцати пяти сантиметров – и сильный нажим носка сравнительно с оттиском каблука ясно показывали, с какой поспешностью незнакомец бежал из дома. Доктор Шпехт послал агента к хозяину квартиры с приказанием сварить клею, так как он хотел снять отпечаток следов, а сам медленно вернулся прежней дорогой. След был от узкого небольшого сапога с тонкой подошвой и низкими каблуками и вполне мог принадлежать элегантному господину, которого сторож Штольценгрубер видел разговаривающим со Штребингером. Доктор Шпехт отыскал место, где беглец перелезал через забор сада, и внимательно осмотрел занесенные снегом ветви близстоящих деревьев. Затем он сам влез на дерево и стал разглядывать продолжение следов по узкой дорожке. Они огибали дом и доходили до маленького, глухого переулка. Отсюда они шли не направо, к Грилльхоферштрассе, а как раз в противоположном направлении – к Зильбинггассе. На углу Зильбинггассе находилась небольшая кофейная. Должно быть, посещалась она не особенно охотно, так как кельнерша стояла без дела на пороге и со скучающим видом смотрела на улицу. При виде комиссара, шедшего по улице с небольшим фонарем в руках, она с любопытством сделала несколько шагов вперед и заговорила с ним. – Послушайте, господин, никак вы что потеряли? – Конечно, иначе не стал бы искать. – Да что потеряли-то? Деньги или письмо? Коли письмо – так наш Францль тут нашел какое-то. – Может, оно и есть. Доктор Шпехт поспешно схватил письмо, которое тотчас узнал по адресу. В конверте находилась вторая часть его собственного письма к таинственному домино – дополнение к той, которая найдена была у убитого. – Да, это мое письмо. Возьмите… вот вам на чай. Он протянул девушке гульден. – Не могу ли я поговорить с вашим Францлем? – спросил он. – Отчего же, можете. Зайдите, сделайте милость. И девушка, радуясь, что ей удалось заполучить такого щедрого посетителя, поспешно открыла дверь кофейной. Комиссара обдало тяжелым прокуренным воздухом. Несколько подозрительных субъектов сидели в углу комнаты за столом и недоверчиво покосились на вошедшего. – Ишь ты, гости-то у тебя сегодня какие важные, – обратился к хозяину пьяным басом один из присутствующих. – Может, и вы тут автомобиль поджидаете? – Заткни глотку, – проревел хозяин, – чего мелешь-то с пьяных глаз. Пьяный рассвирепел: – Что такое? С пьяных глаз? Может, ты и пьян… да! Только не я, понял? Я знаю, с кем говорю. Барин-то, небось, не из полиции. – Замолчи, Польдль, – вмешался в разговор один из сидевших за столом. Шпехт прошел в глубину комнаты и, остановившись у стойки, заказал себе какую-то мелочь, пока девушка ходила за Францлем. – Когда вы нашли письмо? – спросил его комиссар. – Да, должно быть, часов в десять. Я, видите, шел по делу, гляжу, а оно и лежит на Зильбинггассе. Становилось очевидным, что вторая половина письма была утеряна свидетелем преступления во время его стремительного бегства. Не заходил ли и он сюда? Шпехт снова обратился к девушке: – Ах да, чуть не забыл. Что, мой приятель – знаете, такой блондин, в шубе, который был здесь около девяти часов, – ничего не забыл у вас? – Я спрошу хозяина. – Не стоит. Мой приятель, верно, завтра сам сюда заедет. Что, он долго здесь пробыл? – Так… с полчаса, пока за ним не приехал экипаж. – Какой экипаж? – Автомобиль… такой, зеленый. Шпехта передернуло. Опять этот загадочный зеленый автомобиль! Снова какая-то связь с загадочным домино. – Часто бывал здесь этот господин? – Нет, всего три раза. Часов в шесть – в седьмом вчера и третьего дня. Потом как-то еще раз, только запамятовала, в какой день. Они все приезжали на зеленом автомобиле, на нем же и уезжали. Только вот вчера им ждать пришлось. Верно, шофера куда-нибудь посылали. Комиссар задал еще несколько вопросов, но ничего нового ему узнать не удалось. Когда доктор Шпехт вернулся к дому номер 46 по Грилльхоферштрассе, его уже поджидал сыщик с банкой столярного клея. Он выбрал наиболее ясно отпечатавшийся на снегу след, залил его клеем и через несколько минут осторожно вынул получившийся оттиск. Затем он пошел в комнату, где как раз заканчивали протокол. Он застал Вурца на коленях перед покойником и с губкой в руках. – Нужно прекратить расследование в прежнем направлении, оно ни к чему не приведет, – проговорил начальник тайной полиции. – Этот закрашенный шрам на лбу, фиктивная грязь на руках укрепляют меня в моем первоначальном предположении: покойный никогда не назывался Адольфом Штребингером, как никогда не был рабочим.