— Делай что-нибудь!
— Что делать? — крикнул я в ответ.
— Откуда мне знать? Я работаю в магазине мороженого.
— Делай что-нибудь! — потребовала Кристен.
— Я просто повар, — солгал я. — Я не знаю, что здесь происходит.
Звякающие стальные кольца матрасных пружин начали высвобождаться из своего заточения, разматываясь, будто были плохо прикреплены, прорывая чехол, как маленькие змейки выползают из гнезда, встречаясь со змеёй из наручника и цепи, которая всё ещё колебалась, как кобра в рабстве музыки флейты.
Глава 5
Потолочные балки скрипели и дрожали. Штукатурка над головой покрылась трещинами, и на нас дождём посыпалась пыль. Арматура в стенах комнаты стонала, как будто согнутая каким-то громадным грузом, а пол под ногами начал бренчать, так что я подумал, что комната может рухнуть вместе с нами.
Рассерженный дух Курта, полтергейст исключительной силы, уникальной в моей практике, крутился как торнадо, носясь по усыпанной обломками спальне, исчезая в стенах — и снова появляясь из них. Он прошёл через дверь, и когда мгновением позже ворвался обратно в спальню, разделил дверь на две части. Часть на петлях распахнулась, а вторая половина грохнулась на пол.
Никому из нас не потребовалось особого приглашения. Мы пробежали по упавшей половине двери в коридор второго этажа и понеслись к лестнице. Спасаться от полтергейста не более трусливо, чем бежать вместе с быками в Памплоне[11] — храбро; первое — акт обоснованного благоразумия, а второе — безрассудство на грани помешательства. Я с радостью признаю, что в спешке при побеге от разгневанного духа Курта я только подумывал вырваться вперёд трёх женщин, но на самом деле проследовал за ними через дверь, по лестнице и из дома за ними. Благородство ещё живо.
Мы выбежали через переднюю дверь во двор и услышали звук, похожий на взрыв окна на втором этаже в задней части дома и душ из стекла, осыпавшийся там на крышу крыльца. Стук-шум-грохот посмертной вспышки гнева Курта продолжился в наше отсутствие, хотя я надеялся, что несмотря на его необычную силу, он не сможет последовать за нами. Инициировавший своё неистовое уничтожение, средний полтергейст глупо мечется, пока не истощается, после чего скитается где-то в месте вроде чистилища, находящегося между нашим миром и следующим; возможно, на некоторое время сбитый с толку, как любой живой человек с деменцией.
Дрожащая правая рука Роберты пауком скользнула по её лицу, как будто она ожидала обнаружить кровоточащие раны, и когда ничего не обнаружила, обхватила себя бледными руками с синяками, дрожа так, как будто в Мохаве было так же холодно, как в тундре на Аляске.
— Это он, — сказала она. — Это не может быть никто другой.
— Кто — он? — спросила Кристен. — О чём вы говорите?
— Я зарубила его тесаком, так что он вернулся за реваншем.
— Восстал из мёртвых? — сказала Кристен. — Я не верю в приведения.
— Я верю в то, что видела, — настаивала Роберта.
— Есть слово для разрушительного духа, — сказал я. — Что-то вроде… полиантуса.
— Это цветок, — подсказала Сторми.
— Или, возможно, полтрун.
— Это малодушный трус, — сказала она.
— Полонез?
— Польский танец.
— Ну, я всего лишь повар.
Скандал на втором этаже, казалось, утихал.
— Полтергейст, — сказала Роберта.
— Нет, — ответил я, — не думаю.
— Это так, всё верно, — сказала Сторми.
— Полтергейст, — настаивала Роберта.
Я покачал головой.
— Нет, мне так не кажется.
Кристен посмотрела на меня, как на кандидата в Зал славы идиотов, и это был взгляд, который я видел раньше на лицах множества милых девушек.
— Что с тобой не так? Конечно, это полтергейст.
— Я думал, ты не веришь в приведения, — сказал я.
— Не верю. Мы говорим не о том, что случилось наверху. Мы говорим только о слове.
— Ну, — спросил я, — если то, что было наверху, не поллиноз, то что это было?
— Сенная лихорадка, — произнесла Сторми, определяя слово поллиноз.
— Полтергейст, — повторила Роберта. — Но мы никогда не должны говорить о том, что это было, если хотим, чтобы у нас всё было хорошо.
— Полоний, — предложил я.
Сторми сказала:
— Радиоактивный элемент.
Избитая женщина продолжила:
— Нам лучше сказать, что Курт разнёс комнату, когда был жив. Также побил меня немного, подарив мне все эти синяки, фингал под глазом. Затем попытался отвести Кристен в сарай, в старый холодный подвал глубоко под землёй, где он убил бедную Ханну и повесил её тело, где он бы вскорости убил и подвесил и меня. Мы скажем, как я добралась до него, я вся была без ума от страха, и мой разум переклинило, и я зарубила его, чтобы спасти Кристен.
Начав снова сильно трястись, Роберта разрыдалась.
Кристен обняла её рукой и сказала:
— Ты спасла меня.
В доме всё стихло.
До того, как кто-то из женщин начала интересоваться, как мы со Сторми оказались наверху, моя девушка их опередила и произнесла:
— Теперь всё кончено. Вы двое ждите здесь. Мы выедем на шоссе, где работают сотовые телефоны, и вызовем полицию.
По моему опыту, духи действительно злых людей не задерживаются в этом мире надолго, если вообще задерживаются. Когда они сопротивляются переходу на Другую сторону, то их забирают против их желания, как коллектор у какого-нибудь должника, которому он должен большую сумму денег.
Так как я не мог поделиться этим знанием с теми женщинами, не раскрыв того, что я не просто повар, и беспокоился, что мы оставляли их здесь настолько испуганными.
— С вами здесь всё будет в порядке? Солнце очень жаркое. Вы можете зайти под тень крыльца. На крыльце будет безопасно.
— Я останусь прямо здесь, — сказал Роберта, — и к чёрту крыльцо.
— Всё закончилось, — заверил я её. — На самом деле. Вы можете зайти под тень тополей. В смысле, если вы не считаете, что на крыльце безопасно. Но там безопасно. Крыльцо, в смысле.
Кристи одарила меня смесью жалости и раздражения. У Сторми она спросила:
— Машину обычно водишь ты или он?
— Я поведу, — ответила Сторми. — Пошли, Одди.
Я со Сторми отправился к тополям, но затем мне пришлось сбегать к