сопротивляться людям, может быть, ее назовут с большей изобретательностью, чем очередная «Новая Земля» с порядковым номером.

«Один площадный». Хватит им обоим.

Она нажала гашетку.

В рай Таня не верила, но и в ад тоже. В аду не место запаху металла, искусственной кожи и лекарств – горький такой аромат, успокоительные, что ли.

Для грешной души, повинной в геноциде целой расы, могли придумать кару поизобретательнее, чем гул двигателей.

Таня поняла, что притворяться мертвой смысла нет и открыла глаза. Она лежала на узкой лазаретной кушетке.

«Кинир»?

Нет, еще меньше места. Транспортник.

Зыков стоял возле стены, ему приходилось сутулиться, чтобы вместиться в тесное пространство. Он смотрел на нее с улыбкой и скреб жесткую пшеничного цвета щетину.

– Никаких чудес, я просто успел тебя выдернуть, ну и себя тоже. Веревка эта – удобная штука, оказывается.

– И вырубил.

Таня хотела сесть. Ее фиксировали за ноги и за руки.

– Мера безопасности, – пояснил Зыков.

– «ДатаГен».

– Ну да, – он пожал плечами. – Они-то знали, что делают, мне предложили если что подстраховать. Вдруг ты окажешься слишком совестливой и тебе станет жалко каких-то крабов, которые сожрали бедолагу Дорси.

– Целая раса, мать твою, Антон.

– И что? Это хорошая планета. Теперь там можно будет поселить бедолаг, которые ютятся на платформах с одним душем на сотню человек.

– Вселенский Совет…

– Ничего не узнает. Просто местные паразиты, смертельно опасные для человека. Вроде глистов или блох.

Глисты и блохи жили еще на первой «настоящей» Земле. Эти твари выжили и отправились в космос вслед за людьми.

Таня отвернулась.

– Может, Айосса даже представит тебя к повышению.

Таня ничего не ответила. Зыков еще раз пожал плечами и ушел, а она беззвучно заплакала, и ей чудилось, что слезы вытекают вязкие, как кисель и сияют электрическими синими искрами.

Она все еще слышала:

«Простите нас».

«Пощадите нас».

«Пожалуйста».