горную цепь, отделявшую долину Золотого Дракона от долины Злых Чаков.

Чудовища, населявшие эту отрезанную от мира местность, устремились в долину Золотого Дракона.

Оставшиеся в живых лакори бежали от них на новые места.

Долина Золотого Дракона опустела. В ней остались лишь хищные чаки и анаконды.

Так было.

Так надо помнить всегда.»

* * *

Француз умирал. Он полулежал, тяжело дыша, откинувшись на кожаные подушки. Его правая рука покоилась на плече подростка, сидевшего у его ног и с грустью глядевшего в глаза умирающего. Вокруг стояли верные друзья, встревоженные, убитые горем. Время от времени Ленда подносил ко рту умирающего какое-то пахучее питье, и тогда Пэйн делал облегченный глубокий вздох, открывал глаза. В его глазах снова загоралось изумленное восхищение красотой расстилавшейся перед ним Долины Изобилия, его второй родины.

— Ленда, старый мой друг, искусный врачеватель, — слабым голосом проговорил Пэйн. — Ты стараешься облегчить мои последние минуты. Спасибо тебе! Мне так легко дышится. Я чувствую, как за моей спиной вырастают крылья… Я сейчас полечу на них ввысь, к вашим предкам регари…

Француз глубоко вздохнул, попытался улыбнуться.

— Лакастра, мудрый вождь, достойный сын великого Макалуни. Я счастлив, что судьба свела меня с тобой и с твоим народом. Я многое записал, что слышал от вас, но это далеко не все. Это сделает твой сын Мартино, которому ты передал свое второе имя и ум. Не правда ли, mon garçon? ^[29] — Пэйн ласково погладил подростка по голове. — Он всегда был моим прилежным учеником. Но этого мало. Когда вернется из мира желтоголовых Ингла, пошли Мартино и еще нескольких юношей учиться в Россию. Только там они узнают то, чего не знали мы — секрета сделать всех людей счастливыми…

Силы покидали француза. Он закрыл глаза. Ленда снова поднес питье. Веки Пэйна дрогнули, стали медленно приподниматься, но и когда они открылись совсем, не сразу зажглись мыслью глаза.

— Мсье Грасильяму, не надо кусать бороду. Мы с вами, как и Гароди, можем гордиться: жизнь свою прожили не напрасно. А вы, отважные мушкетеры — Руи, Антонио, Кано, Отега, Лоренцо — вы-то чего носы повесили? Выше головы, кавалеры! За ваше давнишнее прошлое вас никто не может упрекнуть. Вы заслужили уважение тем, что охраняете эту невероятной ценности древнюю культуру лакори… лакори…

И снова погасли глаза, медленно закрылись веки, тело обмякло. Ленда хотел поднести питье, как вдруг Пэйн открыл глаза, приподнялся.

— О, как легко… Я улетаю… На Рильфу… — и вдруг с неожиданной силой начал декламировать:

— и умер, не закончив песни.

* * *

Лакастра и Жоан стояли на вершине потухшего вулкана Лооба. Перед ними расстилалась вытянутая с юго-запада на северо-восток овальная долина — Долина Регари, сверху походившая на гигантский стадион. В середине этого «стадиона» виднелся ослепительно белый шар, от которого на некотором расстоянии один за другим отходили три таких же ослепительно белых концентрических круга. От третьего, самого большого, сначала по долу, а затем по склону горы, убегала ровная параболическая линия. Это было искусственное сооружение, походившее на лыжный трамплин.

По другую сторону шара виднелся сверкающий ромб, а за ним вертикально поставленный цилиндр, увенчанный опрокинутым вниз острием конусом.

Весь этот «стадион» с геометрическими фигурами, резко выделявшимися на красной почве, был обрамлен темно-зеленой каймой кустарника.

— Значит, это и есть стартовая площадка межзвездных кораблей регари? — спросил Жоан.

Лакастра кивнул головой.

— В этой же долине, в склонах окружающих гор находятся подземные хранилища. Что в них хранили регари — неизвестно. По велению Макалуни, которое он высказал перед смертью, мы перенесли туда саркофаг-пирогу с останками Таме-Тунга, драгоценности из храма, мурии и даже Золотого Дракона. Последнее было особенно трудным. Нам пришлось уничтожить всех чаков. Руи со своими молодцами доставил даже противотанковые мины, на которых подрывались чаки.

— Заметьте, сеньор Кольеш, — продолжал Лакастра, — на стартовой площадке ничто не растет: ни трава, ни кустарник. Даже птицы не летают над ней. Долина лишь по краям поросла странными растениями, которых я нигде в других местах не встречал. Давайте спустимся вниз…

Внизу Лакастра провел Жоана в пещеру, заставленную ящиками, достал из одного ящика просторные балахоны, обшитые тонкими золотыми пластинками, и золотые шлемы с прозрачной полусферой впереди. В таком одеянии, бряцая золотыми пластинками, они направились к центру долины.

Растения действительно были странными. Толстые мясистые темно-зеленые листья, похожие на кактусы без колючек, подымались прямо из земли, чем-то напоминая пальцы человеческой руки. Они были усыпаны мелкими цветочками, состоящими из пяти нежно-зеленых лепестков, тоже сложенных в виде пальцев ладони, напоминая цветок монстеры.

«Уж не было ли и это растение завезено с другой планеты? — подумал Жоан. — Не потому ли лакори так чтят этот цветок?»

Вблизи, с земли, «трамплин» казался еще более величественным. Изумляла строгая красота и лаконичность устремленной ввысь сверкающей линии, обрывающейся в небе. Столь же впечатляющими выглядели и сфера и цилиндр.

Концентрические круги были сложены из каких-то ячеек, похожих на пчелиные соты; ячейки заполнены темно-красными шарами величиной с теннисный мяч.

Едва Лакастра с Жоаном подошли к кругу, как шары начали темнеть еще больше, стали почти черными, а потом посветлели и приобрели нежно-розовый оттенок.

Но еще более поразило Жоана превращение в самой сфере. Этот огромный, диаметром около пятнадцати метров шар, вначале казался безжизненным, точно стеклянный шар, наполненный белым дымом. Но едва Жоан и Лакастра подошли ближе, как дым стал улетучиваться, и в глубине сферы возникло какое-то движение.

Вначале Жоану показалось, что вся внутренность сферы затянулась тончайшим муаровым занавесом. Вдруг точно ударила молния, и внутренность сферы вспыхнула фиолетовым светом и на этом темно-фиолетовом, почти черном фоне, среди множества маленьких мерцающих звезд, появилось семь крупных сверкающих светил созвездия Плеяд.

Жоан с Лакастрой обошли сферу вокруг, и с любой стороны созвездие было хорошо видно. Видение исчезло, и сфера опять