– Гаянэ, детка, я так рада тебя видеть!

Бабушка Вартуша, повязав белоснежный кружевной передник на неизменное черное платье с белым воротничком, на секунду отвела взгляд от медной джезвы, чтобы еще раз чмокнуть внучку в румяную и крепкую, как армянский персик, щеку. Вартуша занималась серьезным делом: варила в стерильной, словно крошечная операционная, кухоньке свой знаменитый кофе по-восточному. Она колдовала над волшебным напитком так же сосредоточенно и вдохновенно, как когда-то ее мать, бабушка и прабабушка – словом, все армянские женщины их рода, за последние полвека изрядно разбавленного и русскими, и украинцами, и поляками.

– Слава Богу, кофе еще можно варить по-старому рецепту, без этих ваших новых технологий, – ворчала под нос Вартуша, добавляя в напиток по щепотке кардамона и корицы и в очередной раз отставляя джезву с огня, чтобы осела густая пена. Вартуше, конечно, доводилось за долгую жизнь пробовать разный кофе, даже приготовленный во всяких там «кофеварках-шмофеварках», однако ни в какое сравнение с ее фирменным крепким напитком, сваренным в медной джезве на медленном огне, а еще лучше на горячем песке, та жидкая коричневая бурда не шла. Не только пить – даже гадать на гуще, оставшейся от такого кофе, бабушка Вартуша ни за что не стала бы.

Гаянэ с нежностью наблюдала за знакомым с детства священнодействием. Бабушка все еще держала спину прямо, хотя смуглые жилистые руки выдавали почтенный возраст без паспорта. Аромат кофе успокаивал, завораживал, словно укутывая измученную большим городом душу внучки в бабушкину уютную, такую любимую с детства шоколадно-кремовую шаль.

Мобильник, беспардонно звякнув, заставил старшую женщину вздрогнуть. Молодая же, напротив, сладко и томно, словно бабушкина сиамская кошка Асмик, потянулась в глубоком кресле.

«Наверное, пришла SMS от Левы», – решила Гаянэ, предвкушая несколько нежных и забавных слов, которые обычно посылал ей в эти утренние часы возлюбленный. Однако сообщение неприятно царапнуло по сердцу, разом разрушив ароматную магию утра.

«Оставь Леву в покое, не то пожалеешь. Он мой. Маргарита».

– Кто это, Гаянэ, детка? – спросила бабушка, не оборачиваясь.

– Ерунда, ошиблись номером, – неохотно пробурчала Гаянэ. Вартуша, уловив в голосе внучки скрытые слезы, оглянулась.

– Что-нибудь с Левой? – тихо спросила она, уставившись на кровинушку огромными шоколадными глазами. Эти глаза всегда проникали прямо в душу Гаянэ, и под их взглядом отпираться было бесполезно. Бабушка читала ее мысли не хуже Вольфа Мессинга. Вартуша отлично понимала: в нежном возрасте только сердечные дела могут довести девушку до слез. Все прочие житейские неурядицы воспринимаются в юности, напротив, легко и весело, как веселое приключение.

– Да нет, все в порядке, – Гаянэ попыталась улыбнуться, однако улыбка вышла какой-то кислой.

– Тогда давай пить кофе, – предложила бабушка будничным тоном. Вартуша знала, что ее кофе с кардамоном и восточными сладостями развязывает языки не хуже коньяка, и не торопила внучку.

– Значит, твоя телефонная трубка запищала, и ты из-за этого пустяка расстроилась? – уточнила она, когда Гаянэ присела за круглый столик с кружевной накрахмаленной скатертью. – Чтоб был здоров тот, кто изобрёл эти дурацкие мобильники-шмобильники! – не в силах дальше изображать спокойствие, взорвалась Вартуша.

Тонкие белые чашечки костяного фарфора и блюдца, на которых были разложены орешки, рахат-лукум и недавно вынутый из духовки яблочный пирог, громко звякнули на старинном медном подносе, словно подтверждая ее слова.

Гаянэ сделала первый глоток, глубоко вдохнула пьянящий аромат напитка и почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, голова делается ясной, а навалившийся мрак отступает.

– Ну да, я расстроилась, – неохотно призналась она. – А вы, бабушка, что почувствовали бы, получив угрозу? Эта нахалка Марго давно за Левой бегает, а он на нее ноль внимания. Вот она и решила меня припугнуть.

– Припугнуть? – удивилась бабушка. – Да нас, женщин из рода Григорян, если мы что-то в голову возьмем, атомной бомбой не напугаешь! Особенно, когда речь идет о любимом мужчине. Мне, между прочим, за твоего дедушку тоже повоевать пришлось.

– Вам, бабушка, повоевать? – Гаянэ улыбнулась сквозь слезы, представив бабушку в кольчуге армянского воина.

– Ну да. Мужчины почему-то думают, что это они за нас сражаются, но частенько бывает наоборот. В тот год у нас во дворе на Маросейке появилась одна нахальная свистушка – Каринэ-шмаринэ. Пусть сбежит мой кофе, если забуду, как ее звали! И сразу же положила глаз на моего Арменчика. Стала под его окнами в белоснежных кружевных кофточках туда-сюда ходить и без конца забегать к его матушке Мариетте – то за базиликом, то за корицей, то за кардамоном. Ну и пришлось, конечно, однажды ее проучить.

– И что же вы, бабушка, с ней сделали? – улыбнулась Гаянэ сквозь слезы, почему-то вспомнив Уму Турман из фильма «Убить Билла» и ее боевые стойки.

– Побила ридикюлем, – вздохнула старушка, внезапно смутившись. Краска залила смуглые морщинистые щеки, и бабушка Вартуша, сделав вид, что поправляет куски пирога на тарелке, замолчала. Она явно не собиралась развивать тему, однако Гаянэ хотелось продолжения.

– Ридикюлем? – не поверила внучка. – Я хорошо помню тот ваш кожаный коричневый ридикюль, бабушка, он же совсем мягкий…

– А про два больших медных шарика, на которые он застегивался, забыла? – усмехнулась Вартуша. – Пусть та негодяйка Каринэ, если еще жива, благодарит Бога, за то, что я её тогда не убила.

– Лучше бы дедушка сам решил, с кем ему встречаться! Гаяне взглянула на бабушку озорными, высохшими от слез глазами. – Он ведь уже взрослым, даже совершеннолетним парнем был.

– Еще чего! Мужчинам такие дела доверять нельзя! – резко оборвала Вартуша, и бархатные глаза ее сверкнули вороненой сталью армянских кинжалов. – На войне как на войне! Мужчины, когда дело касается любви, солдаты ненадежные. Могут, если недоглядишь, и к врагу переметнуться. У моей русской подруги Веры так и случилось.

Гаянэ приготовилась слушать и подлила себе еще кофе. Вартуша пододвинула к внучке блюдце с восточными сладостями и продолжала:

– У Веры была подруга Ирочка. Все почему-то считали ее красивой, хотя, если честно, твой дядя Арсен, если усы сбреет, и то симпатичнее.

Гаянэ, не удержавшись, прыснула.

– Во всяком