– Есть в ваших словах истина, товарищ капитан, – я решил соглашаться со всем, что скажут вышестоящие начальники.
– Они там все ученые! Белые воротнички! Вот Сашка закончит службу, поедет домой к себе на Волгу, а мы будем здесь куковать и пить этот чертов спирт, – в голосе командира проснулась пьяная тоска по цивилизации.
– Ну, не так пессимистично, – Лавров решил влить долю дежурного патриотизма и офицерского долга. – Мы здесь противостоим америкосам.
– Дурак ты, капитан, – Голубчиков решил достаточно открыто изложить свою точку зрения на армейскую службу. – Мы не офицеры, как это раньше было. Господин офицер! Чего изволите? И никто голос не мог повысить на нас. Ни генерал, ни маршал. Сразу сатисфакция. Дворяне!
– Это вы что же, о царской армии? Не к лицу вам, – насторожился Лавров и оглядел всех собравшихся сверлящим взглядом, сильно затуманенным винными парами.
– А это к лицу, когда меня на прошлой неделе комдив распекал матом при подчиненных, как мальчишку? А я стою на вытяжку и твержу, как баран: так точно, есть, разрешите идти. Повеситься хотелось потом.
– Да, блядь, с матом надо что-то делать, – вдруг внезапно вырвалось у Лаврова.
– Товарищ майор, нам пора. До темна не доберемся. В степи не заночуещь, – вступил в разговор доселе молчавший Карпий.
– Мы еще и не выпили, – Голубчиков уже и забыл свои обиды. – Давай, Карпий, за твое здоровье! И за Украину!
– В составе Советского Союза, – политически грамотно вставил Лавров. – У вас там на западе до сих пор недобитки с теплом вспоминают немцев.
– Не может быть, – решил я заступиться за западных украинцев. – Незадолго до армии я был в Карпатах. – НКВД уже всех вычистило. Народ спокойный.
– Ох, многого же ты не знаешь, Александр. – с чувством явного превосходства произнес Лавров и тут же ядовито продолжил. – Ты, почему в партию не вступаешь? Несогласный что ли?
– Так ведь интеллигентов не берут без специальной разнарядки.
– Не, ты скажи, почему сейчас не вступаешь.
– Не вступаю, но поддерживаю. Сторонник, так сказать. Я – за! Кто против, что я за? Коммунизм – будущее человечества! Слава КПСС! Верным путем идете товарищи!
Я произнес всю эту околесицу на одном дыхании, предчувствуя предстоящие дебаты с контрразведкой. Капитан Лавров приготовился к идеологическому ответному удару, но в это время открылась дверь, и в дежурку ввалился заспанный Шепель в тельняшке и черных армейских трусах. Он очень смахивал на пьяницу, только что выпущенного из вытрезвителя. За его спиной стоял Хатамов с шипящей на сковороде яичницей.
– А вот и Шепель! – радостно воскликнул командир.
– И с яйцами, – добавил я, не удержавшись от соблазна вставить острое словцо. Армейской закваски, конечно.
– Да на горячей сковороде! – Лавров продолжил тему и прыснул в кулак. – Новогодний подарок женушке. Похлестче триппера будет!
Все заржали, кроме Шепеля, который внимательно разглядывал собравшихся, как будто впервые их видел.
– Так что насчет партии? – внезапно снова вернулся к щекотливому вопросу Лавров.
– Пиши стразу две бумаги. В кадры и в партию, – Голубчиков явно усложнял для меня ситуацию.
– Нет, слишком серьезное испытание. Боюсь не справиться.
– А ты как хочешь, так просто проскочить по жизни стрекозой. Надо в горнило, прямо с головой. Чтоб отступать некуда было. В партию и в армию.
– Давай рапорт, давай рапорт! – заскандировали хором мои товарищи по батальону, в так хлопая ладошами.
Справедливости ради надо отметить, что голос Карпия почти не прослушивался.
– Господа офицеры! Давайте налетайте на яичницу!
Замечание Карпия было встречено с воодушевлением. Хатамов ловко поставил шипящую сковороду на разделочную доску и офицеры с аппетитом приступили к уничтожению глазуньи, приготовленной на технической смазке сомнительного качества. В какой – то момент ситуация могла выйти из-под контроля. Лавров оторвался тот яичницы и произнес страшную в тот момент фразу:
– Мне что – то напоминает этот вкус! Ах да, мама готовила такую. На деревенском масле.
Я вздохнул с облегчением и подумал, что отечественная промышленность не так уж и плоха, раз контрразведка не может отличить смазку для антенн от деревенского подсолнечного масла. Хатамов, внимательно следивший за трапезой, заговорщицки подмигнул мне правым глазом.
Шепель стоял в трусах, всеми забытый и никому не нужный. Потом он тихонечко присел на краешек диванчика и взял недопитый кем-то из гостей стакан спирта. Понюхал его и, не обращая внимания на начальников, медленно и с достоинством осушил. На лице Шепеля расплылась дурацкая улыбка, после чего он без страха и упрека засунул вилку в общую сковороду. Через некоторое время все отвалились от яичницы.
– Во, теперь нормально, – подытожил командир. – Щас бы чайку и поедем. Слышь, старлей!
– Чай, товарищи офицеры!
Батальонный джин Хатамов, о котором на время все забыли, стоял в дверях в позе вышколенного официанта столичного ресторана. В одной руке он держал огромный медный чайник, в другой – поднос с пряниками, обожаемыми всем рядовым личным составом части.
– Молодец, сержант! После нового года – в отпуск! – командирская щедрость не знала границ после поллитра спирта.
– Есть! – Хатамов чуть не подпрыгнул до потолка.
– Что нужно русскому солдату? – командир решил развить тему. – Хлеб, чай и…
– Женщина на ночь, – внезапно встрял сильно захмелевший Шепель. Возможно, он еще не отошел от эротических снов, часто посещавших молодых офицеров на боевом дежурстве.
– Эдак, ты далеко пойдешь, лейтенант, – Лавров продолжал гнуть линию высокой морали, хотя язык его основательно заплетался.
– Ну, и что? – мягко возразил Шепель. – Без женщин жить нельзя на свете, нет! – пропел он нежным голоском отрывок из Штрауса.
– Без родины нельзя, Шепель, без родины. Тем более такой, как наша,
– Так точно, товарищ капитан, – вступил в разговор окрыленный Хатамов, пытаюсь упрочить свое продвижение с обещанному отпуску.
– Вот, даже сержант, как тебя там…?
– Хатамов.
– Молодец, чувствуется
