– Э, нет! – возразила женщина в белом халате. – А баночка? А кто скажет, что в ней? Может, там динамит в жидком виде? Ведь в Турцию такие баночки проносить в самолёт не положено! Нет, Тамара Петровна, вы как хотите, а вся ответственность за больных на мне лежит! Потому я вызываю ссыкурите! – и она действительно нажала какую-то кнопку, запрятанную за дверью с табличкой «Кварцевание».
Мучительно тянулись минуты нервного ожидания. Потому заволновались даже те больные, которые ещё не сумели втиснуться за перегородку, чтобы сдать свои биологические материалы. И их, таких больных, в коридоре накопилось ещё больше, чем счастливчиков за перегородкой. И они тоже не знали, как быть с их материалами и потому сильным волнением выражали своё отчаяние.
Наконец перед перегородкой появился долгожданный пенсионер в черной форме с нашивкой «Охрана» на нагрудном кармане. Это и был тот самый ссыкурите, которого все ждали. И он сразу официально спросил тех больных, которые не смогли пройти за перегородку, а только настойчиво заглядывали в прозрачную дверь:
– Что здесь случилось?
– Не знаем! – ответил кто-то недовольно. – Нас туда не пускают! А сами битком набились!
Тогда пенсионер в черной форме потребовал:
– Разойдитесь, товарищи больные! Сейчас разберёмся!
Но расходиться никто не хотел. Особенно сопротивлялись те больные, которые уже обосновались совсем рядом с дверью. Они очень боялись утратить на нее своё влияние.
Всё же пенсионер в черной форме сумел протиснуться к прозрачной двери и узнать, что случилось за перегородкой.
Ему из-за перегородки так и сказали:
– Ничего не случилось! Просто здесь ничейный пакет кто-то оставил! Вот она и испугалась…
Тогда он тоже очень разволновался, потому что напрасно поднимался на последний этаж, и с горя уже хотел уйти, но женщина в белом халате сразу возмутилась:
– Как это – ничего не случилось? Как это ничего? И зачем только вы, если на должности, всяких больных слушаете? Я вас вызвала строго по инструкции, раз пакет бесхозный! Как это в нём ничего нет, если там очень даже конкретная баночка запрятана! Вполне возможно, она даже с жидким динамитом там!
Пенсионер в черной форме протиснулся к столику, заглянул в пакет и сказал:
– Эта банка с анализами! Это никакое не самодельное взрывное устройство! И напрасно я к вам поднимался на последний этаж. Сами тут со своими анализами разбирайтесь, а я пошёл! У меня что, других дел без вас нет, что ли?
Но не тут-то было! Женщина в белом халате очень сильно распереживалась по той простой причине, что бесхозный пакет и банку никто не собирался срочно обезвреживать. Она так и сказала:
– По какому такому полному праву вы станете здесь инструкцию нарушать? Тут бесхозные пакеты никак нельзя оставлять! А я из-за них не буду всякие биологические материалы в банках принимать, поскольку больные могут банку подменить, а взамен ее динамит окажется!
– Ну, это уже слишком! – ответил пенсионер в черной форме. – Мне еще только с вашей мочой осталось разбираться!
Уж неизвестно, как бы дальше развивались столь драматичные события, если бы из того кабинета, в котором всегда берут кровь из вены, пошатываясь, не вышел очень бледный больной, как-то неприлично согнув руку в локте, зажимая ватку. Только тут и выяснилось, что бесхозный пакет всегда принадлежал ему.
– И почему вы всюду прячетесь, в самом деле? – сразу возмутилась женщина в белом халате. – Что у вас теперь там в банке?
Этим вопросом бледный больной сконфузился и сказал, что только сейчас он сдал кровь на анализ, и потому ему стало плохо, а теперь он совсем уже готов сдать анализ из пакета и всё остальное, что потребуют.
На это кто-то в толпе рассмеялся. Смех поддержали остальные больные. И только тогда женщина в белом халате успокоилась и строго, но уже миролюбиво сказала:
– Своими руками сейчас заберите свой бесхозный пакет, и давно бы так! Теперь я по инструкции имею полное право у больных, которые по очереди, принимать биологические материалы! – она сняла табличку с научной надписью «Кварцевание» и распахнула дверь лаборатории.
И скоро толпа больных, а вслед за ними и угроза терроризма, окончательно рассосалась.
Март 2020 года
Боль сердечная
По пути на дачу прицепился гаишник. Фёдор Иванович уж и так с ним, и сяк, ведь ничего не нарушил, но тот как клещ. В открытую вымогал. Дело привычное, но денег-то в кармане нет. Всего-то одна бумажка в двести рублей и осталась.
И что? А ничего! Он как увидел наживу, так и… В общем, пришлось отдать, чтобы отвязался. Зато всю дорогу было омерзительное ощущение, будто в дерьме с головой искупался.
С такими чувствами и подъехал к шлагбауму дачного кооператива. Вышел, чтобы открыть ворота, но зачем-то прошёл дальше по проезду, словно забыв, зачем приехал. Очень уж настроение тяжелое. Гадко на душе, руки опускаются. И черт с ним гаишником! Причины в самом себе! Противно, что дал! Противно, что не отвадил! Противно, что оказался слабаком…
Из-за такого пустяка, как многим покажется, зашаталось самоуважение Фёдора Ивановича. И ведь не отбросишь просто так те самобичевания, потому что они вполне обоснованы.
Расстроившийся Фёдор Иванович, пройдя метров тридцать от машины, внезапно развернулся, вспомнив, что бредёт на автомате. Махнул рукой, ругая свою бестолковость. И в тот миг заметил, что задняя дверь его «Калины» ожила. Странно! Совсем ведь никого там не было, удивился он. И вдруг испугался: «Да ведь там документы на машину и сумка с продуктами на пару дачных дней! Кто там шарит? Что за напасть?»
Фёдор Иванович заспешил к машине, насколько позволяло сердце, и сразу заметил как от нее, пригибаясь, метнулась в сторону железнодорожной лесополосы женщина в цветастом платье.
«Ну, вот! Есть захват цели!», – привычно решил бывший офицер-зенитчик. А результат определится упорством и здоровьем.
Задыхаясь, женщину он всё же настиг довольно скоро, ломясь напрямик сквозь кусты. Осталось тормознуть ее, но не хватало воздуха, чтобы приказать остановиться. Всё же дотянулся до женщины рукой, хотя и не смог ее ухватить. Но от несильного его толчка, видимо, она вскрикнула и чересчур неловко завалилась на бок. Только теперь Фёдор Иванович заметил девочку лет двух, прижимаемую женщиной к себе, но это для него, охотника, уже не имело значения. Он вцепился в ее руку,
