Как и во всем, Аглая добилась большого успеха в университете. Терпением и прилежанием одерживались победы над скучнейшими предметами, преподавателями и над собой. До сих пор в фойе университета на стене почета, увитой разросшимся вьюнком, висит ее фотография с деканом факультета. Она улыбается, только совсем не веселой улыбкой, есть в ее взгляде что-то безысходное и бесконечно грустное. Но никто не понимал ее, и все поздравляли ее с получением красного диплома. Аглаю успокаивало одно – мать была счастлива.
После университета Аглаю приняли в частную компанию. Кем же там работала Аглая —не могла понять даже она сама. Не то кладовщиком, не то логистом, не то диспетчером, не то бухгалтером. Казалось, что все держится на ее тонких плечах – не будь ее все рухнет от бездействия. И хоть Аглая была натурой деятельной, но даже она не могла справиться с огромным ворохом обязанностей.
Однажды она пришла в офис директора – полного и краснолицего мужчины – и попросила уменьшить круг ее обязанностей, сетуя на усталость и забитость графика. Директор, поправляя синий галстук, согласился и даже пообещал «лучшей сотруднице» прибавку к зарплате. И тут Аглая уже была готова рассыпаться в горячих благодарностях, но губы директора растянулись в улыбке, и он предложил Аглае «одно ма-аленькое условие». «Присядь мне на колени, и я все расскажу…»—полушепотом произнес директор, сладострастно смакуя каждую букву. И улыбка вновь растеклась по его широкому лицу. Больше Аглая не появлялась на работе и избегала работадателей-мужчин.
С работой не везло, приходилось приспосабливаться и искать альтернативы. Много компаний сменила Аглая за три года. Она была бухгалтером сети продуктовых магазинов, которая закрылась после ужасного скандала с ПотребНадзором; была менеджером отдела кадров фирмы, не проработавшей и двух недель, официанткой в кафе «Фантазия», занималась каторжным копирайтингом и составлением статей. Но везде ей ужасно не везло, но дело было не только в везении. Пускай мечта давно разбита, но осколки еще царапают сердце. Аглая всей душой ненавидела подсчеты, котировки, бланки и условные чаевые, ей страстно хотелось в театр. Кем угодно, самой последней уборщицей, но в театр. Только бы смотреть на великолепные залы и вслушиваться в тишину мрамора и гранита.
И, наверное, в первый раз в жизни ей повезло. Ее подруга была гримером, правильнее сказать помощником помощника гримера. В-общем, имела к театру весьма мутное отношение, но имела(!). И вот эта подруга узнала, что старая буфетчица уходит на заслуженный отдых, а директору театра очень хотелось бы, чтобы в его ресторанчике работала смекалистая и юная девушка. Возможно, удача, возможно, бойкий характер подруги помогли Аглае попасть к директору прямо в день ухода старой буфетчицы.
– Вот, Павел Сергеич, как и говорила. Ваша новая сотрудница —Глаша, – сияя, сказала подруга.
(Аглае было немного стыдно за подругу, и она отвела взгляд в сторону)
–Что ж хорошо. Бумаги принесли?
Аглая кивнула, почему-то покраснев.
– А что насчет опыта?
– Ну… Я работал в нескольких кафе…
– Ой, знаете, она такая скромная. —вмешалась вдруг подруга, – Вы даже представить не можете, какая она умница. Вот однажды, например, решили мы с ней встретиться у сквера…
– Хорошо, хорошо, —оборвал ее директор, – верю!
И директор искренне рассмеялся.
Как-то так вышло, что простота девушек ужасно понравились Павлу Сергеевичу, и, быть может, только единственно из-за смеха он принял на работу Аглаю.
Аглая купила за свои деньги аккуратный фартук, новенькие туфли на маленьком каблуке и чудесную заколку-крабик, так сильно понравившеюся ей в магазине «Все по пятьдесят!». Краситься Аглая не любила, да и опыта была мало. В ее сумочке из косметика была только гигиеническая помада с ежевичным вкусом.
Работа была несложной, но довольно скучной. По утрам привозили в коробках продукты с долгим сроком хранения, и Аглая расплачивалась, сверяясь с бумагами. Также в ее обязанности входило: соблюдать чистоту на рабочем месте, что означало —мыть полы вокруг столиков и бесконечно полировать стойку. Днем, когда лучи солнца заглядывали в огромные окна, Аглае было совсем нечем заняться, и от скуки она читала дешевый бульварный роман или же раскладывала бутылки сока в симметричные пирамиды. Лишь иногда к ней заглядывал немногочисленный дневной персонал. Уборщица, вахтер (называвший себя консьержем), тучный охранник – вот и все гости Аглаи днем.
Конечно, были дневные и даже утренние представления, в основном детские. Это совсем другое дело. В огромных залах эхом разносились детские голоса, исчезая в складках полированного камня. Воспитатель безрезультатно пытался поймать и созвать всех детей и злился от собственной беспомощности. А дети кружили вокруг колонн, скользили по плитке и прятались от взбесившегося воспитателя за стойкой Аглаи. Было весело —Аглая любила детей.
Актеры не заглядывали в ресторанчик «Rêverie», возможно, гнушаясь этого места, возможно, не успевая перекусить между репетициями. Аглая была тайно рада, что не пересекается с актерами, потому что была уверенна, что не сможет держать себя в руках, увидев объект своих мечтаний. Да, Аглая все еще мечтала об актерской деятельности, и атмосфера театра убеждала ее в истинности желания. Но это была уже не та кристально-чистая мечта детства, которую посадила и взрастила бабушка. Это была невзрачная и мутная тайна, склеенная из осколков былой мечты. И скорее всего, если бы Аглая ушла из театра, то интерес ко всему актерскому скоро бы погас. Возможно, Аглая понимало это, и поэтому так крепко держалась за это место.
Часто она смеялась над собой, над неумением устроить свою жизнь, но смех был невеселый. В ее жизни было много серого и темного, лишь воспоминания, вынесенные из детства, скрашивали ей настоящую будничность. Все чаще ей вспоминалась бабушка, особенно в последние дни перед смертью. Бабушка —это самый близкий человек в ее жизни, Аглая никого не подпускала так близко к своему сердцу, как ее.
Бабушка все чаще сидела в плетенном кресле-качалке, смотря на улицу —она ждала возвращение внучки из школы. И вот в комнату забегала любимая Глаша, как говорила