И вот Тамара, проходя мимо курившего Дисы, вдруг усаживается на подоконник, закидывает ногу на ногу и, прогнувшись вперед, так что раскрывается декольте, спрашивает:
– Ты правда ее любишь?
Возможно, Диса и растерялся бы, если бы воспринимал Тамару всерьез, но она была слишком хороша для него, потому и говорить с ней оказалось легко. Примерно как с преподавателем. Тамара позвала на кофе, они долго болтали. Соседок не было. Диса прохаживался по ее комнатке и замирал, опираясь на стену или присаживаясь на спинку стула, когда она двигалась. Она сидела то по-турецки, то подвернув под себя колени, и время от времени меняла положение. Диса в эти моменты видел, что трусики у нее алые. Она позвала зайти еще, потом заходила сама, чем повергала его ботанов в шок.
Она села к нему на колени прямо на троллейбусной остановке у института. И не просто присела, чтобы не испачкать пальто, как она сказала, а конкретно так присела, расставив ноги и будто бы стараясь нащупать промежностью его член. У Дисы встал. Она явно почувствовала, и, не поднимаясь, повернулась к нему и посмотрела лукаво. И только тут Диса понял, что она не просто жалеет его, она тоже хочет. Он смутился и в троллейбусе старался смотреть в другую сторону. Тамару это веселило, она пихала его и дергала, стараясь растормошить, но Диса будто опьянел – это было унизительно и хотелось поскорее от нее уйти. Не от тела ее, а от этого игривого взгляда.
У общаги их встретили ее сокурсники и отвели в сторонку. Перетереть. Диса думал, что пора получать по морде, однако сокурсники поинтересовались, может ли Диса достать. И почем. Диса на радостях от того, что бить его не будут, пообещал узнать и правда сходил к Кире. Оказалось довольно дешево, он накинул триста рублей сверху и впервые заработал. Все это время он жил на накопленное. Мама присылала ему тоже, но ее деньги он не тратил, складывал, чтобы потом вернуть. Про работу он вспомнил только сейчас – здесь мало кто работал, все больше учились и пьянствовали.
Парни пришли снова, привели еще одного. Потом и ботаны захотели попробовать. Диса решил им не продавать – боялся спалиться в собственной комнате, поэтому вместо травки насыпал им чаю. Ботанов торкнуло – Косой постоянно ржал, танцевал под неслышную музыку и махал руками, а Шпалзавод хихикал и повторял: «Торч! Ваще торч!». Дисе было очень смешно, но он все равно не признался – пришлось бы вернуть деньги, да и Шпалзавод вряд ли смог бы его простить.
Диса быстро развернулся – перестал покупать через Киру – родители, наконец, забрали ее домой. Он вышел на ее сутенера, стало еще дешевле. Клиенты прибавлялись с бешеной скоростью, и неясно было, откуда они про него знают. На выходные Диса снял номер в отеле, и они с Тамарой провели там ночь. Спа, шампанское и ее дивная задница, которую Диса щупал, целовал и даже укусил в порыве чувств. С Тамарой было легко и весело, деньги сами шли в руки, и Диса подумывал жениться. Тамара на это только посмеялась, но познакомиться с мамой согласилась. И даже предложила Дисе съездить с ним в его городишко.
Диса испугался – не очень-то ему хотелось, чтобы Тамара это видела. Сейчас он для нее романтический герой, модный, при деньгах, но он представил себе мамин рыбный, облезлое здание почты, грязь и лужи. Стало стыдно. Вместо этого он пригласил маму на новый год, и она приехала. Отмечали вместе с соседями и телкой Шпалзавода. Диса боялся, что Тамаре станет скучно. Но она видела, какой эффект производит на Косого и сколько ненависти к ней испытывает телка Шпалзавода, и это ее веселило. Минут через 20, впрочем, она увела Дису к себе за шампанским, и трахнула в позе наездницы. Это был их последний раз.
Пока Диса выгуливал маму, Тамара узнала, откуда у него деньги. И отрубила – жестко и навсегда. Диса пытался болтаться за ней, что-то обещал, но она просто проходила мимо. Молча. Повиливая своим роскошным задом так, будто Дисы не существует. И никогда не существовало в ее жизни. Это было обидно. Диса запил, сам начал употреблять и чуть не сдолбился – спасло его отчисление. На горизонте замаячила армия, родной городишко, но Диса заплакал, когда рассказывал коменде о Кире, которую уже выгнали, потом о Тамаре, которая его бросила. Коменда сжалилась и не забрала пропуск. Диса мог остаться в общаге до конца года.
Нужно было заработать как можно больше, и Диса принялся так яростно банчить, что, конечно же, попался. Заметив в кабинете Илью, он не сразу понял, в чем дело – подумал, что его привели для очной ставки и инструктировал, чего наврать следователю. Когда Илья ответил, что следователь – это он и есть, и показал на диктофон, Диса рассмеялся. Очень уж тупо получилось.
На улице было зябко. Моросил мелкий дождик. Капельки его сияли в свете фонарей, и сами фонари становились похожими на фантастические одуванчики из кино. Никита любил этот район. Эстакада, под которой можно было припарковаться, гигантская гостиница с сияющим клубом на первом этаже и рестораном на втором.
Жена говорила, что ее бесит весь этот хай-тек в историческом центре, а Никиту перло. Перло от всего. От того, что он сидит за рулем новейшей тонированной бэхи, от того, что он женат на дочери бизнесмена и от того, что жена на сохранении, а потому не узнает, во сколько он вернулся и вернулся ли вообще. Перло от салфеточек на кухне в специальном держателе, от покупных тряпочек для обуви, от крохотного брелка бэхи, который он небрежно бросал на стойку в баре и от своей мускулистой руки с аккуратными ногтями, которые отполировала маникюрша жены.
Жену Никита не любил. Она была беспомощной и глупой, но корчила из себя интеллектуалку, щедро пересыпая речь замысловатыми терминами. Тещу всегда это умиляло. Ей вообще нравилось, что они все такие умные – и дочь, и тесть, и родители тестя. А Никита ей больше не нравился. Тяжело было выносить этот недобрый холодок во взгляде, и Никита старался как можно реже встречаться с ней.
Это теща взяла его на работу, бездомного лимитчика после армейки, затянутого в дешевый, стоявший колом костюм с рынка. Он, еще входя в офис, понял расклад. Муж Лауры, коренной москвич, имел образование, фирму, которой хорошо управлял, связи и деньги, а эта ушлая бабенка, приехавшая в столицу уже изрядно потасканной, просто хорошо