к парапету, и точно – твой голос. Я… меня понесло к тебе.

– Елена… Я в тот момент без всякой пули едва от разрыва сердца не скончался.

Она посмотрела на меня так, как давно не смотрела. Я, оказывается, здорово соскучился по этому взгляду.

Она засмеялась и сказала:

– Кто-то должен был защитить тебя от чар этой прелестницы.

– Много бы ты защитила, если бы не Дмитрий. Ты поступила точно так, как Марго и надеялась. Она возликовала, когда тебя увидела.

– Зачем я ей была нужна? Она ведь не хотела в меня стрелять.

– Никто не смог бы в вас выстрелить, Елена Васильевна, – убеждённо заявил Дерюжин.

Я хмыкнул:

– Она не стреляла в тебя, потому что по её плану это ты должна была оказаться ревнивой женой, застрелившей собственного мужа. – Я умолчал, как старательно Марго изображала в ресторане мою любовницу, для полноты рассказа эти подробности были совершенно несущественны. – Поэтому она потребовала, чтобы ты отошла от меня. Первой пулей она прострелила шляпу. Якобы, ты целилась в нее, но промахнулась. А второй намеревалась покончить со мной. Естественно, в качестве убийцы ты должна была остаться невредимой.

– Но кто бы ей поверил?

– Ну что бы ты сделала, если бы она убила меня, а потом вдруг споткнулась, упала и выронила оружие? Убийца твоего мужа лежит, стонет и пытается дотянуться до браунинга. Как бы ты поступила?

– Не могу даже думать об этом.

– Ты бы подбежала и схватила пистолет.

– Если бы она убила тебя, я бы застрелила её в упор.

– Не смогла бы. Она подготовилась – в магазине  не осталось бы  патронов. Но как только ты схватила бы браунинг, на нём появились бы твои отпечатки.

– Да я бы уничтожила её без всякой пули, голыми руками.

– Если бы ты напала на неё, это тоже пригодилось бы как доказательство твоей вины. Марго наверняка принялась бы орать во всё горло, звать на помощь, да и выстрелы непременно привлекли бы чьё-нибудь внимание. Так или иначе, хитростью или силой, она бы задержала тебя до появления какого-нибудь свидетеля. Полиция обнаружила бы мой труп, мою якобы любовницу с простреленной шляпкой и пистолет с отпечатками пальцев моей ревнивой жены. Тот самый пистолет, из которого, кстати, застрелили и Люпона. Всё получилось бы так, как она обещала в ресторане: против тебя свидетельствовали бы отпечатки пальцев и баллистическая экспертиза.

Елена всплеснула руками:

– Дмитрий Петрович, ну скажите честно, кто бы поверил, что мой муж предпочёл мне Маргариту Креспен?

Уже слегка набравшийся Дерюжин поводил пальцем под носом:

– Никто и никогда. Клянусь. Дурацкий план. Но на всякий случай я всё-таки решил не допустить его выполнения.

Я вспомнил, как у меня волосы дыбом на голове стояли, пока Марго из кромешной тьмы целилась в нас с Еленой. Не удержался, деликатно намекнул:

– Главное, Дмитрий, тебе удалось не испортить мизансцену слишком ранним появлением. Ещё миг – и моя жена стала бы моей вдовой.

Дерюжин только благодушно крякнул:

– Поверь, я спешил. Но не мог же я спуститься вслед за вами по той же лестнице. Я бы оказался у негодяйки на прицеле вместе с вами. Мне надо было застать её врасплох и видеть её на фоне луны, а самому остаться в темноте. Я решил подкрасться сзади. А с другой стороны моста ни лестницы, ни рампы. Пришлось спускаться по почти отвесной опоре. Вспомнил военную выучку, – он допил остатки водки, обтёр усы рукой. – Всё-таки застрелить женщину, даже такую гадину, нелегко.

– Ты спас её от гильотины. И как врач могу уверить, что для неё всё кончилось мгновенно. Она даже не успела понять, что произошло. На нашей первой встрече она заявила, что хочет жить как ей угодно и умереть по собственному желанию, не дожидаясь старости. В конце концов так оно и вышло.

Полковник хлопнул обеими ладонями по столу:

– Всё, друзья! История эта закончена! Теперь давайте только о радостном.

Повисло тягостное молчание.

Елена пальцем рисовала водой на столешнице, потом сказала:

– Ирина Юсупова предложила мне к зимнему сезону сделать для «Ирфе» мою собственную коллекцию под моим именем, а Саша хочет вернуться в Тегеран.

– Коллекция запросто могла бы называться «Прекрасная персиянка», – объяснил я. – Елена теперь снова в моде. Что же касается меня, я для любой коллекции совершенно непригоден.

Дерюжин всё ещё пытался совершить невозможное:

– Ты бы подумал, а? Может, это правильное решение. У тебя в Париже работа, тут полгорода своих, русских, а что ты там среди басурман?

Среди басурман моя жена не таскалась по дансингам с творческой богемой. Париж был слишком опасным соперником для меня. Здесь рано или поздно наши пути разойдутся, и ждать этого было не легче, чем выстрела из темноты.

Но я не мог признаться в этом Елене, поэтому она тоже не теряла надежды переубедить меня:

– Ты сам говорил, что в Иране у детей эмигрантов нет никакого шанса обрести родину…

Я оборвал её:

– Это беспредметный разговор.

Она съёжилась. Я сообразил, что ударил по больному месту, быстро добавил:

– Пойми, мне так же важно вернуться, как тебе остаться. Тут своих врачей предостаточно, вон доктора Серова из больницы силком не выставишь, добровольцем по выходным является. А там нет никого, кто бы о моих стариках позаботился. И никому другому не добиться от шаха такой финансовой поддержки, ты же знаешь.

– А мои надежды? Мои амбиции, мои труды?

Марусин голос заходился:

– Хочу любить! Хочу страдать!..

Я был по горло полон этой цыганщиной, да и разговор этот никуда не вёл. Я встал. Последняя рюмка была лишней, подо мной опрокинулся стул.

– Спасибо тебе, Дмитрий, за дружбу и ко мне, и к Елене. И спасибо, что судьбы наши к сердцу принимаешь. Мне пора. Я пьян и устал.

Положил деньги на край стола, повернулся и пошёл к дверям с таким трудом, словно меня тугая резинка удерживала.

Елена крикнула вслед:

– Саша, ты куда? А как же я?

– У тебя успех и амбиции. Ты взрослый человек, сама за себя решишь.

Дерюжин догнал меня уже на бульваре Распай:

– Ты что делаешь, дурак? – его лицо перекосило страдание. – Ты посмотри вокруг: все одиноки, как собаки, никто никому не нужен, а у тебя… у тебя такая женщина, что ради неё…

Я цену Елене знал не хуже Дерюжина. Меня взбесило, что он считает себя должным или имеющим право объяснять мне что-либо, касающееся моей жены.

– Дмитрий, ты спас меня от смерти, её, может, от чего-то похуже смерти. Я тебе обязан по гроб. Но я не могу жить свою жизнь так, как хочется тебе. И даже так, как хочется ей. – Он скрипнул зубами. – Пойми, между нами что-то сломалось. И мы не можем это починить. Зачем мучиться? Я и так