нашпигованных свинцом, с оторванными руками и ногами. Особенно его поразило одна картина. Пухлый немец, руками обхватил ствол дерева. К нему, словно к главному блюду стола, тянулись руки его трех товарищей, раздиравших человеческую плоть и кости. Тут Алексей уже не смог сдержать позывов к рвоте и, упав на четвереньки, стал блевать.

— Что здесь было? Что? — отдышавшись, снова и снова он задавал себе эти вопросы.

Вырисовывалась, крайне непонятная картина. Довольно крупная немецкая колонна попала в огненный мешок. Он насчитал четыре сгоревших грузовика, две танкетки, три танка с десяток мотоциклов, вокруг которых в самых разных позах валялось больше сотни немецких трупов. Было совершенно не понятно, кто и почему на них напал. Трупов нападавших не было. Оружие и стреляные гильзы принадлежали лишь немцам. Это казалось особенно странным, потому что противник очень активно отстреливался. Возле некоторых солдат Алексей находил просто горы стреляных гильз.

— В кого же они стреляли? Вон этого просто нашпиговали пулями, — носком сапога он пнул очередной труп с карабином в руке. — Зачем палить в своих? Может это наши переоделись. Нет! Мы бы точно знали, что тут еще одна группа шастает. Кроме того, кто в здравом уме нападет на такой сильный отряд.

С этими мыслями Алексей пошел в сторону своих товарищей, который к одному из высоких дубов натаскали целую гору более или менее целого оружия. Здесь были три почти целых пулемета MG-34 с парой закопчённых патронных коробок на ствол, двадцать два карабина Маузер 98к, битком набитый гранатами-колотушками вещмешок. Мишка, самый молодой из группы, даже раздобыл где-то немецкие консервы, на которые они сразу же сделали стойку. В отряде давно уже было голодно. Все более или менее годное шло раненным и детям. Поэтому на консервы со сгоревшими этикетками партизаны смотрели голодными глазами.

— Тама еще консервы есть, — проглатывая слюну, быстро проговорил Мишка, тыча рукой куда-то в сторону. — Россыпью валяются. Взять бы треба, товарищ командир. Можа тама сосиски. Бают, что у германца дюже знатные сосиски. Дед Архип, что у германца в 17-ом в плену был, рассказывал, что у них есть такая чудная машинка для сосисок. Сверху кладешь кусок хряка с салом, а снизу сосиски идут. Одна за другой…

— Хватит языком трепать пустое. Говоришь, там еще консервы есть? — паренек яростно закивал головой. — Тогда по одной на брата разрешаю открыть. Подкрепимся. После пойдем еще наберем. Надеюсь, все это до отряда дотащим… Боюсь, немчура, скоро про своих прознает. Ладно, после думать будем.

Через мгновение банки были вскрыты и тут же опустошены. Оголодавшим мужикам они были на один зубок, открывать остальные командир не разрешил.

— Хватит. С непривычки, окосеем. Сытому тяжко по лесу идти. Еще место тут плохое, — командир с нехорошим прищуром огляделся по сторонам. — А это еще что за диво?

При этих словах опустошенный банки тут же полетели в стороны, а партизаны похватали оружие и спрятались за стволами деревьев. Только после этого они стали вглядываться в сторону неожиданного шума.

— Тихо, дурни. Не пальните, — Алексей, всматриваясь в медленно идущую вдалеке фигуру человека, поднял руку. — Не похож он на немца. Местный, наверное. Хотя, может, окруженец. Давайте, с разных сторон зайдем. Я по центру пойду, а вы по сторонам заходите.

Он выставил вперед карабин и осторожно пошел вперед. Прихваченные в самый последний момент две немецкие гранаты устроились у него за поясом. От этого незнакомца можно было ожидать чего угодно. Может это был кто-то из полицаев? Немцы тоже могли преподнести какой-нибудь нехороший сюрприз. Рассказывали, что в соседнем районе немецкие егери переоделись в советскую форму и таком виде ходили по селам, выискивая окруженцев.

Вскоре незнакомца уже можно было разглядеть. Он был довольно молод. Не старше тридцати лет. Без усов. Черноволос. Одежда напоминала какие-то оборванные лохмотья, перемазанные в грязи и копоти. Оружие не было видно. Правда, прихрамывая, он опирался на нечто, отчетливо напоминающее меч.

Не менее странными были и доносившиеся до Алексея слова незнакомца.

— Учитель, где вы? Магистр Зенон? Это я Килиан. Учитель, отзовитесь? — негромко выкрикивал парень, шатаясь из стороны в сторону. — Зачем вы пришли за мной в этот мир? Зачем, скажите мне? Вы же судили меня, а потом бросили сюда. Зачем я снова вам понадобился? Я нашел гвардейский меч. Неужели вы притащили с собой и гвардейцев? Я понадобился королю?

Партизаны медленно, но неуклонно приближались к бредущему человеку, лицо которого было залито бурой засохшей кровью. Перенеся вес тела на меч, он остановился у очередного обугленного дерева и застыл.

— Оставьте меня в покое! Учитель, оставьте меня одного! Я не хочу больше никого вас знать! Пусть ваш Китон идет к черту с его гвардией, королем и вашим Конклавом! Слышите?! Теперь этот мир стал моим, — продолжал говорить он, время от времени срываясь на шепот. — Здесь я нашел друзей… Нашел ее… Учитель, я нашел ее, мою звезочку… Анютку… Вы знаете, как она красива.

Оттолкнувшись от дерева, парень снова двинулся вперед. Было видно, что каждый шаг давался ему с большим трудом. Он едва не падал.

— Она вновь вдохнула в меня жизнь. Теперь я снова хочу жить, учитель. Понимаете? Я хочу жить для нее… Учитель, слышите? Не вставайте у меня на пути. Убирайте к себе домой! Забирайте всех, кого притащили в этот мир! — измазанное в крови лицо незнакомца, вдруг превратилось в зловещую маску с глубокими морщинами, сдвинутыми бровями и оскаленными зубами. — Я не хочу вас видеть! Слышите?

Казалось, незнакомец с кем-то разговаривал. Время от времени он резко дергал головой и начинал пристально всматриваться в какую-нибудь сторону. Потом делал несколько шагов и смотрел уже в совершенно другую сторону.

— Анюта, это я… Я пришел за тобой, как и обещал… мне сказали, что черные люди хотят увезти тебя в свою страну, — сейчас он уже говорил с кем-то другим; иным сделалось и его лицо, черты которого смягчились. — Я ведь искал тебя. Где ты, Анюта? Я видел тебя… Почему ты мне не отвечаешь? Ты все еще у них? Они держат тебя? Тебе плохо?

Голос его становился все тише и тише. Наконец речь превратилась в невнятное бормотание, а вскоре и сменилась тишиной. Парень, сделав еще несколько шагов, вдруг, рухнул на землю.

Подбиравшиеся к нему партизаны нашли незнакомца уже в бессознательном состоянии. Спрашивать его о чем-либо было бесполезно. Командир разведывательной группы в бессилии лишь скрипнул зубами. Плохо было, что о нападении на немецкую колонну он так ничего у не узнал. После немцев здесь оставалось