Людвиг Клагес
Сознание и жизнь
Слово "сознание"
обычно понимается двояко: как совокупность всех
переживаний и как направленное на переживание
внимание. Переживая, мы находимся внутри
переживания; замечая и воспринимая переживание,
мы находимся вне него. Переживание имеет
действительность для себя, восприятие только в
связи с чем-то другом[1]. Чтобы быть в наличии, жизни не
нужно быть воспринимаемой духом, но духовное
восприятие нуждается в живом событии, чтобы
вступить в действие. Ввиду сказанного, для учения
о сознании имеет основополагающее значение то,
какое из этих двух состояний будет
охарактеризовано словом "сознание". Однако
слово "сознание" - будучи
субстантивированным инфинитивом, который
соответствует высказыванию: я сознаю (нечто) -
несомненно подразумевает внимание, и можно было
бы только приветствовать научное
словоупотребление, в котором используется лишь
второе из указанных значений. Но делается это
недостаточно осмысленно, в результате чего вся
психология строится на некотором прwтоv фeu5os[2],
чреватом самыми роковыми последствиями. Прежде
чем показать это, необходимо, впрочем, сделать
одно промежуточное замечание.
Даже тогда, когда сознание означает духовное
восприятие - то, что не является сознанием, или
не-сознание [Nichtbewulsein], может быть двух родов: на языке
современной науки, это - бессознательное в узком
смысле и безотчётное. Несколько примеров - из
множества предлагаемых в литературе по данному
вопросу - помогут читателю уяснить это различие.
Никто не может сознавать в данный момент своей
жизни всего того, что было им когда-то узнано и
изучено, хотя все это каким-то образом пребывает
в наличии "бессознательно", готовое
"войти в его сознание" в случае
соответствующего вопроса. Здесь слово
"бессознательное" характеризует некое
фактическое положение дел, а именно, обладание
тем, что приобретено нами в результате опыта, и
соотносит его с сознанием, как некий, в любое
время доступный сознанию капитал. Иначе обстоит
дело там, где человек, хотя и переживает нечто в
данный момент, но одновременно не обращает на это
переживание внимания. Погруженный в чтение
увлекательного романа, он может, как говорится, "прозевать"
бой часов, находящихся прямо перед ним; или -
когда его сознание целиком и полностью поглощено
чтением, у него нет времени, чтобы заметить, что у
него мерзнут ноги. Тем не менее, он переживает в
равной мере и то, и другое. А потому может
случиться так, что позднее он вспомнит бой часов,
а замерзшие ноги наверняка внесут свой вклад в то
ощущение дискомфорта, которому он, быть может,
уже искал и не находил объяснения. Или пример из
другой области: чем более мы взволнованы
каким-либо событием, тем менее способны уделять
внимание собственному состоянию; употребляя весьма
характерное выражение, мы "забываемся" в
гневе, страхе или приливе бурной радости.
После этих беглых замечаний мы достаточно
подготовлены к тому, чтобы определить - снова на
конкретном примере, но имеющем уже
культурно-историческое значение - в какой
степени понятие сознания стало неиссякаемым
источником всё новых и новых ошибок.
В начале Нового времени, рассматриваемого как
эпоха духовного развития, по праву помещают
знаменитую формулу Декарта: cogito ergo sum[3]. Но, переводя её просто "я
мыслю, следовательно, я семь", мы не вполне
верны тому смыслу, который вложил в эту формулу
её создатель. Согласно Декарту, под
"cogitare" мы должны
понимать не только мыслящее, но также и
ощущающее, чувствующее, желающее, даже грезящее
сознание короче, сознание вообще. Не может быть,
однако, никакого сомнения в том, что наш философ
имел в виду не просто ощущение, представление,
чувство, но именно замеченное ощущение,
представление, чувство. Только тот, кто видит
решающий акт сознания в восприятии, приводящем к
суждению, может отстаивать принцип:
mens est res cogitans[4]. Но поскольку ему
вовсе не приходит в голову (по причинам,
обсуждение которых увело бы нас слишком глубоко
в рассмотрение развития человеческого духа)
различать эти два значения, он смешивает наше
"сознание чего-то" с переживанием как
таковым; а в итоге своим понятием сознания Декарт
закрыл доступ - и для себя, и для последующих
времен - к тому, что только и может сообщить смысл
понятию сознания, к понятию жизни.
Задумаемся еще раз над тем, что именно должно
было бы поразить нас в формуле Декарта даже
сильнее, чем то господствующее положение,
которое он придает самости [das Selbst] по сравнению с вещью [die Sache]. Философ
говорит о сознании так, как будто бы думает при
этом о совокупности всех переживаний, но на самом
деле подразумевает направленное на них
восприятие. Поставив способность суждения на
место переживания, он приносит весь наш
внутренний мир [Innerlichkeit] в жертву простому познаванию [Erkennen]. С
характерной для него последовательностью,
Декарт не останавливается перед тем, чтобы прямо
назвать вытекающие отсюда следствия: весь мир -
это исчислимая связь сил; животные - бездушные
машины; душевные волнения, которые свойственны
также и нам, людям - не что иное, как болезнь духа, perturbationes animi[5]! Столь ясные
заявления не могли не вызвать горячего протеста.
Но, оказавшись в ловушке мнимой
противоположности между cogitare и esse[6], противники
Декарта лишь оспаривали господствующее
положение сознания по отношению к бытию с
помощью столь же бесплодного, но, к сожалению,
весьма распространенного контр-утверждения,
согласно которому именно бытие составляет
основу сознания. В итоге до предела обострилась
борьба между двумя лагерями метафизики -
"материалистами" и "идеалистами"; можно
подумать, что сам злой гений обмана пытается, за
дымовой завесой этой ни к чему не приводящей
борьбы, скрыть от познания главное - что для
существующего во времени есть нечто более
важное, чем cogitare и esse,
дух и материя, а именно - жизнь!
Будем ли мы выводить дух из вещества или
вещество из духа, или же рассматривать и то и
другое как некую изначальную полярность, как это
делается в догматическом учении о
"психофизическом параллелизме"[7] - в любом случае мы не сможем
воссоздать того, что мы с самого начала забыли
включить в наши расчеты: действительность жизни!
Дух познаёт, бытие есть, но только жизнь живёт!
Оба первых - вневременны и всеобщи, и только
последняя существует во времени и индивидуальна;
без неё и мы сами, как преходящие создания, не
знали бы ни о духе, ни о материи. Но оставим
разногласия философских школ и вернемся к
вопросу о сущности сознания.
Сознание - это не поток переживаний; оно
возникает лишь постольку, поскольку этого потока
коснулся луч восприятия. Чтобы убедиться в том,
что подобное