Пролог

Над всем северным полушарием Земли шел дождь. За сорок минут до того, как очередная серия «Сверхразума» должна была выйти в эфир и разлететься по всей Солнечной системе, сэр Рэндольф Мэйс появился в лондонском центре Британской вещательной корпорации. С его пальто от Burberry^[1] стекала вода, Мэйс отправился в ночь, чтобы настоять на внесении необходимых, с его токи зрения, правок в эту серию.

Срочно вызванный директор программы, он ужинал  в своем клубе — через две улицы от центра, мокрый и разъяренный пытался урезонить межпланетную знаменитость:

— Сэр Рэндольф, вы же не серьезно. Готовый чип уже загружен в автомат.

Но Мэйс стоял на своем:

— Хочу обратить ваше внимание на раздел тридцать третий, параграфа второго нашего контракта, — он говорил так, словно подчеркивал ключевые слова. — В нем оговариваются суммы штрафов, которые должны быть выплачены Британской вещательной корпорацией в случае, если мне не будет предоставлен абсолютный и полный редакционный контроль над содержанием сериала.

Директор позволил своим старомодным очкам в стальной оправе соскользнуть на кончик длинного носа и уставился на собеседника:

— Но, согласно контракту, вы обязаны вовремя предоставлять готовый чип.

— Вы можете предъявить встречный иск. Тем не менее, если вы сравните суммы штрафов, которыми мы обменяемся, то вы убедитесь, что итог будет на много не в вашу пользу. Так что лучшим решением будет по-быстрому внести правки, они все находятся на этом чипе.

Мэйс был худощавым человеком, говорил громко, жестикулируя своими огромными руками, подчеркивая каждое важное, на его взгляд, слово.

Директор поправил бифокальные очки:

— Ну… давай посмотрим.

Через пять минут Мэйс уже находился  в роскошном монтажном кабинете, сидел, заглядывая через плечо спешно вызванного видеоредактора.

Редактор — бледный, худой молодой человек с блестящими каштановыми кудрями до плеч, потратив несколько минут на постукивание по клавишам тонкими пальцами, сказал:

— На первом старый чип, на втором новый,  на тридцатом канале исправляешь звук, на третьем исправленный новый чип. Начинаем на счет два.

На плоском экране монитора появилось знакомое, величественное изображение облаков Юпитера, заполняющих экран, закручивающихся в замысловатый клубок желтого, оранжевого, красного и коричневого. А на переднем плане — Амальтея.

— Текст, — сказал редактору Мейс.

Тот снова постучал по клавишам и запись голоса Мейса заполнила обитую тканью комнату:

«Амальтея — луна Юпитера. Вот уже более года самый необычный объект в нашей Солнечной системе — и ключ к его центральной загадке». 

Изображение увеличилось. Амальтея быстро приблизилась:

«Глыба льда неправильной формы: 250×146×128 км.,  причем ее длинная сторона всегда направлена на Юпитер. Период обращения вокруг своей оси совпадает с периодом ее обращения вокруг Юпитера — она всегда повернута к планете одной стороной, как Луна к Земле.^[2] Амальтея слишком мала, чтобы удерживать атмосферу».

И, как бы опровергая последние слова, Амальтея была окутана тонким туманом, который тянулся за ней, разорванный в клочья невидимым дождем жесткой радиации.

— Хорошая картинка, — заметил редактор.

Мэйс только хмыкнул. Именно это изображение и комментарии к нему, были причиной, по которой он настаивал на внесении правок в серию «Сверхразума» — это была засекреченная разведывательно-спутниковая запись Комитета Космического Контроля, которую Мэйс получил менее чем за двадцать четыре часа до этого, методами, которые он не хотел обсуждать.

Редактор, имеющий большой опыт работы с новостными программами-расследованиями, видимо о чем-то догадался и больше ничего не сказал.

Все увеличивающееся изображение показывало на поверхности Амальтеи, под тонким туманом, сотни сверкающих гейзеров, извергающих материю в космос.

Голос за кадром продолжал:

«Ледяные гейзеры Амальтеи не имеют естественного объяснения». 

— Переключитесь на первый, — сказал Мейс.

Изображение на экране сменилось, показав Амальтею, какой она была известна в прошлых столетиях — темно-красный обломок скалы, покрытый несколькими большими пятнами льда и снега.

«С тех пор как в 20-м веке были получены первые снимки, сделанные беспилотными космическими аппаратами, Амальтея считалась обычным спутником-астероидом».

— На второй. — Командовал Мейс.

Теперь изображение на плоском экране было видом в глубине облаков Юпитера, записанным экспедицией Кон-Тики в прошлом году. На центральном экране гигантское плавающее существо, похожее на одну из земных многоруких медуз, но на несколько порядков больше по размерам, спокойно бродило по облачным пастбищам. На боку его огромного газового мешка отчетливо виднелись странные знаки — шахматный узор радиопередатчика метрового диапазона.

Голос за кадром продолжал:

«Когда медузы, плавающие в облаках Юпитера, были потревожены исследовательским судном Кон-Тики, они начали то, что некоторые называют "небесным хором"».

— Следующий файл на втором.

Появилось изображение цветной радиокарты облаков Юпитера, видимое с орбиты Амальтеи: концентрические круги ярко-красных пятен, указывающих на источники радиоизлучения, разбросанные по более бледным линиям графика, как рябь на пруду.

«Шесть юпитерианских дней они пели свою песню по радио прямо в сторону Амальтеи, начиная с того момента, когда луна поднималась над их горизонтом, и останавливаясь, когда она опускалась. На седьмой день они отдыхали».

Снова поверхность Амальтеи вблизи: столб пены поднимается высоко над гладкой поверхностью. Отверстие гейзера было скрыто завитками тумана.

«Конечно, не случайно, что эти огромные гейзеры внезапно начали извергаться повсюду на Амальтее именно тогда, когда медузы начали петь. На данный момент Амальтея потеряла более трети своей общей массы».

 — Давай запишем мое выступление, — произнес Мэйс.

За их недолгое совместное время работы Рэндольф Мэйс и редактор так приспособились друг к другу, что в один и тот же момент редактор ударил по последней клавише, а Мэйс заговорил. 

Появилось изображение самого сэра Рэндольфа, аккуратно вставленное в нижний угол экрана — огромный белый гейзер, маячил позади него. Три