свалиться,
И стал наш Конь в летах,
Потух огонь в его глазах,
И спал он с тела:
И как вскормленному в боях
Не похудеть без дела.
Коня всем жаль: и конюхи плохие,
Да и наездники лихие
Между собою говорят:
«Ну кто б Коню такому был не рад,
Кабы другому он достался?»
В том и хозяин сознавался,
Да для него вот та беда,
Что Конь в возу не ходит никогда.
И вправду: есть Кони, уж от природы
Такой породы,
Скорей его убьешь,
Чем запряжешь.
27
Впечатление, которое производили огромный рост и необыкновенная внешность Ермолова, было обычно столь сильным, что в 1831 г., представляясь царице, генерал «несколько минут не подходил к руке, опасаясь исполинской наружностью испугать вдруг слабонервную царицу, и уже после, как она привыкла к его виду, он приблизился к ней смелее» [Ермолов. Материалы, с. 487–488]. (обратно)28
П. И. Бартенев (РА, 1863, стб. 860–862) сопроводил пушкинский текст двумя «смягчающими» сносками. Во-первых, о том, что интерес к Ермолову не мешал поэту «ценить и уважать Паскевича. Выражения Ерихонский, Ерихонцы почему-то у нас употребляются в насмешку. В оде Державина на Счастие говорится про подьячих:В те дни, как всюду, Ерихонцы
Не сеют, но лишь жнут червонцы…»