преуспела бы в этом нелегком деле. Также Мэгги стала нянькой для Берты, уделяя девочке все свободное от работы время.

   И всякий раз, когда Берта заводила рассказ о черной птице, Мэгги прерывала её:

   -- Вздор! -- говорила. -- Лавочник глуп, как пень, его жена не лучше, а ваша матушка была в тот день слегка на взводе, вот ей и померещились какие-то птицы. Да и как эти птицы могли жить внутри этой... коробки с музыкой, сами подумайте!

   -- Но шарманка была волшебная! -- возражала Берта. -- Ведь музыкант шел по осеннему пути!

   -- Послушайте, барышня, и с чего вы вбили себе в голову, что эта дорога чем-то отличается от остальных...

   -- Это осенний путь, Мэгги, и не прикидывайся, что не веришь в него! Ведь он всегда одинаковый, посмотри -- то дерево, что растет у поворота, -- оно круглый год стоит почти голое, но оставшиеся на нем несколько желтых листьев никогда не опадают... понимаешь, оно всегда в осени...

   -- И что с того?

   -- По осеннему пути уходят те, кто не хочет возвращаться -- да и по нему невозможно вернуться, понимаешь?

   -- Ладно, но я не понимаю, почему какой-то дурак, выпустивший тут из рукава двух голубей... или кого-то там другого... в общем, почему это все означает, что ваша мать не любит вас?

   -- Потому что, -- Берта хмурилась. -- Потому что я похожа на отца: у меня такие же волосы. И нос.

   -- И вы так же пьете виски! -- со злостью заключила Мэгги. -- Барышня, я думала, вы умнее!

   -- Но... разве ты не видишь? -- Берта взглянула на няньку с самым прямым и отчаянным детским выражением.

   Мэгги отвела глаза, глубоко вздохнула, подошла к Берте и крепко обняла её.

   -- Бросьте, барышня, все вас очень любят, только будьте хорошей девочкой и не выдумывайте всякой чепухи, -- сказала она, но не сурово-назидательно, а так, будто хотела утереть своим голосом Бертины невидимые слезы.

   Свой первый цветок Берта показала матери.

   -- Мама, посмотрите, это для вас...

   Мать взглянула на её произведение и сказала:

   -- Что это? Раздавленный помидор?

   -- Нет... -- Берта смешалась -- Это красный цветок, но краска немного размазалась...

   -- Аааа, -- мать подняла брови и опустила уголки губ. Берте очень не нравилось это её выражение лица, хотя она и не могла подобрать для него название.

   -- Если вам не нравится, я подарю его Мэгги, -- сердито сказала она.

   -- Ну почему же...

   -- Подарю Мэгги, -- решительно заявила Берта и выдернула листок из руки матери. -- Отдайте!

   Только спустя несколько лет Берта подарила матери другой цветок -- нарисованный филигранно: изящную лилию на изогнутом стебле, лилию с острыми лепестками и тычинками-стрелами.

   -- Хорошо, -- сказала мать, -- и снова приподняла брови и надломила рот, в этот с раз с другим выражением, но и оно Берте не понравилось. -- Девушке твоего возраста стоит обладать каким-нибудь талантом... Это нравится мужчинам.. .Хотя, учитывая полное отсутствие приданого, никакие рисунки тебя не спасут.

   -- Я не собираюсь никому показывать свои рисунки! Это для Мэгги! -- со злостью выпалила Берта. -- Отдайте! -- И, как и в первый раз, выдернула листок из рук матери.

   Хильда весь день крутилась перед зеркалом.

   -- Ах, твоя мать чудесно шьет! Какое дивное платье! Я в нем кажусь совсем не толстой!

   -- Ты совсем не толстая, Хильда!

   -- Я вчера вечером не удержалась и слопала пончик! Прямо чувствую, как на мне трещит корсет! Берта, как ты думаешь, какой он? Это первый, кто решился ко мне посвататься! Говорят, он очень богат! Но красив ли, умен ли? Вдруг он мне не понравится?

   -- Не понравится -- откажешь ему, вот и все! -- спокойно сказала Берта. -- Ты самая красивая девушка в городе, это все знают, к тебе еще не один богатый жених посватается!

   -- Ах, Берта, я вовсе не самая красивая! Ты, ты настоящая красавица! Ты выше меня, у тебя такие прекрасные волосы, мне так нравятся твои косы! А у меня какие-то глупые овечьи завитки! И нос у меня вздернутый, и рот...

   -- Хильда! -- Жена лавочника заглянула к ним в комнату. -- Спускайся скорее... это такая честь...к нам приехал господин барон...

   Как Берта ни старалась улизнуть незаметно, Мэгги все равно увидела её.

   -- Куда это вы, барышня? И что это вы там прячете?

   Берта прижимала к груди толстую папку.

   -- Выносите из дому свои рисунки? Ну и ну!

   -- Почему это "ну и ну"? Что же -- я не могу никому, кроме тебя, показать то, что рисовала столько времени?

   -- Почему-то раньше вы даже мне не все показывали...

   -- А сейчас вот решила показать!

   -- И кому же, позвольте-ка спросить?

   -- Хильде...

   -- Хильде? Вот так-так! Неудачный же вы выбрали день: по-моему, сегодня внизу ожидается какой-то гость...

   -- Гость? -- Берта попятилась. -- А я не знала... и... и что с того?

   -- Берта! Сегодня к Хильде приедет какой-то из её женихов...

   -- Ну и... ну и что!!! Я не боюсь его критики!!! -- выпалила Берта и пулей помчалась по лестнице вниз.

   Вечером она прокралась в свою комнатку очень тихо, все так же прижимая к груди папку с рисунками.

   -- Молодой герцог... я видела из окна его карету... с гербом... -- Мэгги сидела на ее кровати. В полумраке было не видно выражения ее лица.

   Берта молча положила на стол папку.

   -- Хильде понравилось... -- тихо сказала она.

   -- А ему, значит, нет?

   Берта подняла на Мэгги глаза:

   -- При чем тут он?

   -- При том, что вы хотели