Почему я так подробно говорю о салоне? Да потому что, черт подери, я так горжусь собой, что сделала это!
Теперь всё делало меня абсолютно счастливым человеком, даже утренние подъемы, поездки в душных и набитых, как бочка сельдью, маршрутках. А потом – сплошное творчество целый день и приход домой с закатом ко вкусному ужину с мамой. А потом с девчонками на дискотеку. И жизнь крутилась, и жизнь кипела, и не было времени на разные глупости, которые могли ее омрачить.
Конечно, первый успех и первая прибыль появились не сразу. И уборщицу мы наняли только через три месяца – все обходились собственными силами. Но уже то, что многое получалось, и не было причин для серьезных огорчений, имело большое значение. Но, все-таки конкуренция была еще та. Вчетвером мы зарабатывали примерно пятьдесят тысяч чистыми (считаю рублями), так что шиковать особо не было возможности. Но зато деньги были всегда, и надежда на хорошую перспективу. Мы выигрывали и за счет того, что нас не обдирали местные авторитеты. Наш салон находился под защитой самого Петра Алексеевича. Он же был и поставщиком, так сказать, основной массы клиентуры. Вскоре у нас стали стричься и делать маникюр многие старые знакомые по шикарным тусовкам моего прошлого.
Все же, надо признать, встреча с Ярославом принесла много положительного. Иногда я вспоминала о нем, когда видела его машину на улице, и улыбалась: все же странные приключения предлагает жизнь. Я давно забыла все передряги с ним, только со смехом вспоминала о том, что вытворяла по дурости. Вела себя, ну просто, как пацанка: хулиганила и выёживалась. Самое интересное, что Ярослав оказался прав: спустя время я не жалею о нашей с ним встрече. Я где-то даже благодарна ему, потому что в борьбе с ним, с самой собой и с правилами его мира я стала мыслить иначе: глубже, серьезнее, неагрессивно, я заново строила и организовывала свой внутренний мир. Потому что, когда мы с Кириллом расстались в первый раз, я просто выбрала побег от душевной боли и стала нападать на мир с неимоверным ожесточением. Ведь залечь на время и зализать раны самолюбия, тоски и жалости к себе было унизительно. А надо было переболеть этой заразой, отлежаться с хорошим компрессом, наглотаться горькой дряни и излечиться. Я перестала ощущать себя достойной, самодостаточной, единственной и первой, какой должна ощущать себя женщина, чтобы быть счастливой. Я никогда так много не думала о себе и своей жизни, о месте мужчин в этой жизни. Все всегда было накатом. А после Ярослава я открыла, что могу быть сильной, признавая свои слабости. Надо сказать, я немного скучала по моему Македонскому. Но это была светлая скука, дань яркому прошлому.
Иногда в порыве сентиментальности я думала:
Твою налево! Ну и согласилась бы я стать его девушкой за просто так. Какая дурь были все эти условия! Хотя именно они придавали пикантности нашим отношениям. Без них он быстрей бы бросил меня!
Ну вот, проварившись в этой каше, нахлебавшись сполна, теперь можно было отметить, что все это значило для меня. Была ли так важна любовь, стоило ли упускать другие возможности из-за человека, который, как оказалось, не знал, чего хочет от жизни, и меня сбивал с толку? Ведь нравиться тоже нужно уметь и глубоко симпатизировать, тем более. Это тоже огромные затраты души. А симпатия и уважение по времени держатся гораздо дольше, чем разные там страсти, и жить с ними гораздо спокойнее и безопаснее для здоровья.
Нет, я не жалею о любви к Кириллу. Наверное, любовь стоит испытать, чтобы понять, что она того не стоит, и обратиться к другой вере: к самодостаточности, к самообладанию, к смелости и к великому благу – великодушному прощению. Любовь не терпит условий, преград, гордости и простой человеческой глупости, поэтому у нас ее и не было. Впрочем, как и с Ярославом.
Ну, и кое-что еще…
В один из самых обычных весенних дней к нам в салон, на чай забежала Антоновна. По дружбе я была ее мастером бесплатно. Вот еще: с нее-то деньги брать? Валька тянула все соки, Зинаида Степановна совсем обнаглела. Могла же я доставить подруге каплю удовольствия.
Тем более, что у Антоновны после того, как я начала выводить ее в свет, завелся приличный бой-френд. Так, ничего особенного, но не бомж, не пьяница и не драчун – инженер на нашем молокозаводе.
В общем, собрала я Антоновну на свидание, подарила платье, которое было ей впору, и усадила пить чай в подсобке. Разговорились мы о жизни – и о горе, и о радости, что забыла о работе. Тут слышу, девчонки зовут.
Подходя к двери, услышала, как мои девочки любезничают с кем-то.
– Ну вот, опять какой-то модный клиент приперся!– скорчила рожицу я Антоновне.– Щас начнет пальцы гнуть: то ему не так, то ему не эдак. А меня увидит и начнет прикапываться. Всё, как всегда! Я на минутку выгляну, а ты сиди, ладушки?
– Да я уже пойду,– привстала Татьяна.
– Сиди, сказала! После чая надо губы подкрасить.
Я откинула волосы за спину и вышла в зал.
– Ну, кому я понадобилась?– и тут же остановилась: кроме девчонок-мастеров в зале не было никого, а посреди них стоял Македонский.
– Какие проблемы, коллеги?– медленно распрямив плечи, выразилась я и не удержалась оттого, чтобы не разглядеть Ярослава с головы до ног.
Эх, гарный хлопец!
– Мужчина хочет подстричься,– кокетливо проговорила Ирина и поиграла бровями.
– Дубль два: какие проблемы, коллеги?– подозрительно щурясь на Ярослава, повторила я.
– Добрый вечер, Полина,– приветливо сказал Ярослав.
– Ирочка, мужчина по записи?– кивнув на приветствие, спросила я у Ирки.
– Да нет. Но у меня сейчас свободно…
– Так в чем же дело?– перебила я ее.
– Я бы хотел, чтобы меня стриг другой мастер,– вступил Ярослав.
В голове мигом переклинило: то ли спятила я, то ли Полинка-привереда начала проявляться?!
– У нас один мужской мастер,– твердо ответила я и указала на Ирину.
– А ты?
– Я не стригу