- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (46) »
помолчала. Дала ему время успокоиться и заговорила о том, что, по ее мнению, было теперь самое его сокровенное.
— А я, Александр Сергеевич, живу вашим «Евгением Онегиным». До чего же хороша Татьяна! А ее письмо Онегину! Сколько в этом правды и знания женского сердца! Я так понимаю вашу Татьяну. Она знает, что Онегин никогда ее не полюбит, но не может разумом победить чувство, потому что оно слишком велико, и признается в своей любви. А любовь-то ее настоящая, на всю жизнь, святая любовь, Александр Сергеевич! — взволнованно говорила Елизавета Михайловна.
Пушкин понял, что сейчас будет переход от литературы к жизни. И, как обычно, не ошибся.
Елизавета Михайловна еще более раскраснелась, розовыми пятнами покрылась ее шея, синие глаза заблестели слезами. Дрожащими губами она сказала чуть слышно:
— Я тоже люблю вас, как Татьяна — Онегина. Я ради вас на все готова, наверное, даже и на смерть. — Она скрестила на груди руки и, гордо закинув голову, как от совершенного подвига, добавила: — Ну, что же, отчитывайте меня, как Онегин Татьяну.
Пушкин в волнении поднялся. Он был растерян, не знал, что сказать, как сказать, но судьба его выручила. В дверь постучали.
…Эту ночь Елизавета Михайловна пролежала в своей постели не закрывая глаз. Она не раскаивалась. Но была даже рада, что Пушкину помешали ответить на ее признание. Она знала, что ее он не может любить и предложит лишь дружбу; она перебирала в памяти каждое слово его, каждое движение. И утром, когда первые проблески света пробирались в окна, она обхватила подушку руками и зарыдала от отчаяния. Первый раз за время своей любви к Пушкину ей было так горько жить вблизи него и так далеко находиться от его сердца. Она утешала себя тем, что ни у одной женщины, кроме нее, он не станет спрашивать совета, как жить, ни одной, кроме нее, не откроет своих творческих замыслов, ни к одной не прибежит тотчас, как только напишет что-то новое.
— Пусть этого будет достаточно! — говорила она. — Великий поэт дарит мне дружбу. Чего же еще надо!
Разум уговаривал сердце, и постепенно боль отошла. Елизавета Михайловна, не одеваясь, сидела в постели, вспоминая вчерашний вечер, письма Кутузова.
Она глядела на портрет отца. Кутузов был написан во весь рост, в парадной форме. Портрет висел напротив ее кровати. Отец смотрел на дочь. Глаза, лицо, осанка выражали великий ум и непреклонную волю.
— Я всегда обращаюсь к тебе, отец, в трудные минуты жизни. Я хочу быть такой же сильной, как ты! — сказала она, встала и подошла к портрету, молитвенно сложила руки перед ним.
И ей стало легче. Неодетая, она села в кресло, и воспоминания унесли ее в далекое прошлое.
…Шел 1813 год. В пяти верстах от Петербурга народ остановил колесницу, везшую тело Кутузова, и до Казанского собора, где должны были похоронить Кутузова, люди, сменяя друг друга, на руках несли до могилы цинковый гроб с набальзамированным телом великого полководца, спасшего Россию.
Он умер в небольшой комнатке двухэтажного дома, на площади силезского городка Бунцлау.
Незадолго до смерти приехал к нему император. Он просил умирающего простить его за то, что не всегда был прав по отношению к нему.
«Я, ваше величество, прощаю, но простит ли Россия…» — ответил Кутузов Александру I.
На этой же площади стоит монумент. На нем надпись:
«До сих мест полководец Кутузов довел победоносные войска Российские, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас Отечество свое и открыл пути освобождения Европы. Да будет благословенна память героя».После Бородинской битвы Кутузов писал жене:
«Я, слава богу, здоров, мой друг, и не побит, а выиграл баталию над Бонапартом».Но Наполеону чудилось другое. В это же время он писал императрице Марии-Луизе:
«Мой добрый друг… я вчера разбил русских. Вся их армия в сто двадцать тысяч человек находилась тут. Сражение было жаркое; в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и шестьдесят пушек. Их потеря может быть исчислена в тридцать тысяч человек. У меня много убитых и раненых».Александр I писал своей сестре Екатерине:
«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтоб Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба не способны на это… мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указал общий глас».Александр I присутствовал во время сражения при Аустерлице. Породистый белый конь, на котором восседал двадцативосьмилетний император, придерживая повод рукой в ослепительно белой перчатке, стоял рядом с невзрачной лошаденкой Кутузова. А сам командующий мешковато сидел в седле, в потрепанной бескозырке, с подзорной трубой в руке. Император, волнуясь, смотрел на поле, не понимая, почему медлит Кутузов с приказом о наступлении. Наконец он не выдержал и, с трудом сдерживая гнев, сказал: — Почему войска не наступают? Мы ведь не на параде! Кутузов даже не поглядел на царственного молодого человека, только чуть повернул голову в его сторону. — Вот потому, ваше величество, я и не даю приказа о наступлении, что мы не на параде, а на поле битвы, — спокойно сказал он, как сказал бы учитель несмекалистому ученику. «Отец всю жизнь прожил вдалеке от семьи, — думала Елизавета Михайловна, — и умер в одиночестве». Она обвиняла мать. Видно, та не очень заботилась о муже. Да, семья была немалая — пятеро девочек: Прасковья, Анна, Елизавета, Екатерина, Дарья. Их нужно было вырастить, учить, потом вывозить в свет. Но неужели даже тогда, когда молодой царь отставил отца от всех дел и тот вынужден был уехать в свое имение Горошки и заниматься хозяйством, неужели тогда невозможно было проводить с ним вместе хотя бы летние месяцы? Елизавета Михайловна помнила это имение, густые разнообразные леса, обступившие его, деревянный помещичий дом на взгорке. Рядом церковь. А внизу река — красавица Ирша, прозрачная, быстротечная, с высокими зелеными берегами. По ту сторону реки — бархатные поляны, многоцветные, просторные. И снова леса, уходящие вдаль. Кутузов писал тогда жене:
«Скучно работать и поправлять экономию, когда вижу, что состояние так расстроено; иногда, ей-богу, из отчаяния хочется все бросить и отдаться на волю божью. Видя же себя уже в таких летах и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (46) »