Белочка, и резко села, разом вспомнив, все, что с ними было вчера.
— Белка, надо идти.
Действительно, надо было идти. Куда — не понятно, но или идти, или прямо сейчас и прямо здесь основывать самую маленькую на свете деревню гномов. Пожалуй, они к этому еще не готовы. Поэтому — идти. Пока идут есть надежда, что куда-нибудь придут. Пока идут, они чувствуют себя не самыми одинокими гномами в лесу, а временно потерявшимися.
Путь наверх из берлоги пришлось раскапывать, за ночь его завалило снегом, и снова им пригодились снегоступы. Буран утих еще до полуночи, о чем они, впрочем, не знали, и вокруг, между деревьями, лежал свежий снег. Мы бы с вами еще сказали — снег белый и снег чистый, но в тех краях грязного и другого цвета кроме белого снега не бывает. И на этом свежем снегу, в несколько кругов вокруг их норки были…
— Волки! — завопил Малыш.
— Волки, — прошептала Белочка.
Все вокруг было истоптано волчьими следами.
А-а-а-а, — слегка подвывая, Малыш привязывал к валенкам снегоступы, дико озираясь по сторонам и подпрыгивая на попе — это он уже начал бежать, еще не встав. Он вообще-то сразу попробовал побежать, но бежал ровно один шаг, провалившись в снег по самую шапку. Вязаную, из овечьей шерсти, с помпоном, если кого-то сейчас интересуют такие подробности.
— Тихо, тихо, — Белочка все так же шепотом успокаивала его.
Волки и так их учуют, зачем подзывать их криками. Это как если бы колбаса сама причала: пора обедать!
В Старой деревне с волками гномы сталкивались нечасто. Летом эти звери близко к жилью не подходили, еды им в лесу хватало. Зимой гномы в лес не ходили, а деревню окружал высокий крепкий забор. Но волчий вой зимними ночами все слышали. Следы на снегу возле ворот видели. И про то, как однажды, давным-давно волки кого-то загрызли, рассказывали.
Сегодня они бежали сразу в двух неизвестных направлениях сразу. В деревню, которая неизвестно где. И от волков, которые тоже неизвестно где. Так что сейчас они могли бежать в деревню и от волков, в деревню и к волкам, к волкам и от деревни, или от волков и от деревни сразу. Думать было некогда, сидеть на месте — невозможно.
Побежали-побежали, встали, отдышались.
— И-хе, и-хе, и-хе.
Дальше куда бежать? В ту же сторону, или в другую, чуть правее, например? Как выбрать?
— Белка, давай следы запутывать.
— А ты умеешь?
— Ну, это когда ходишь кругами. Я читал. Или задом наперед идешь. Волки подумают, что мы на самом деле ушли.
— И съедят тебя задом наперед. Так тебе приятнее будет?
— Белка, ну надо же что-то делать! Я как подумаю, — Малыша передернуло, — как подумаю про волков, мне так страшно становится, что я думать не могу.
— Мы и делаем что-то, — Белочка сглотнула, — сейчас стоим, потом снова побежим.
— А долго мы так? — жалобно спросил Малыш.
О том, чтобы оказаться дома он уже не мечтал. Он мечтал лечь на снег, свернуться калачиком, и чтобы ему твердо пообещали, что его никто не съест. Хотя бы сегодня.
— Пока можем, будем бежать.
— А потом?
— Не знаю, — резко ответила Белочка, она нервничала.
— А потом нас съедят?
— Съедят.
Малыш помолчал.
— А зачем тогда бегать? Чтобы вспотеть? Чтобы обед для волков разогрелся? Мы, котлеты, не сдаемся?
— Малыш, я не… Бежим! — крикнула Белочка, и заскакала по сугробам в своих снегоступах как утка.
Она услышала вдали волчий вой.
Все, больше бежать не могут. Согнулись, ели дышат. Но и воя не слышно. Нет, слышно. Далеко, но воют.
— Роем! — скомандовала Белочка.
— Агха, — прохрипел Малыш, и начал рыть снег снегоступами, не снимая их с ног.
Получается, они от одной норки бежали полдня, чтобы вырыть новую норку. Гораздо хуже старой, потому что рыли второпях. Но вот, вроде бы, получился довольно длинный тоннель. Они лежали в нем как два крота, в темноте, все в снегу, даже не пытаясь сделать комнатку.
— Малыш, а ты снег наверх вытаскивал?
— Нет, назад бросал.
— Значит, за нами ход засыпан?
— Да.
— А почему светло?
Малыш обернулся. Там где отброшенный назад снег закупоривал вырытый ход, было светлее. Везде вокруг темно, а там, сзади, пробивается свет. И снег мелкими комками сыпется. И — что это за звук — рычание? Да, и рычание оттуда слышится.
— Рой! — завизжала Белочка.
И они начали рыть снегоступами, руками, ногами, даже головами. Оказывается, когда волки тебя настигают в тесной норе, это гораздо страшнее, чем в лесу. Совсем недавно они об этом и не подозревали. Вот так всегда открываешь что-то новое.
Какое-то время они даже выигрывали это рытье наперегонки. Гномы отличные ройщики нор, а когда роешь, спасая свою жизнь, поставить рекорд совсем не трудно. Да, вот так им убегать еще не приходилось. Или как это называется? Уползать? Урываться? Но постепенно расстояние между волчьими мордами и ногами гномов сокращалось. Все-таки волки зимой роют снег каждый день, для пропитания, выкапывая мышей и зайцев, а гномы в лице Белочки и Малыша роют только изредка и для развлечения.
Слой снега между ними и волками и становится все тоньше. И вот — луч света, волки пробили снежную пробку, теперь им нужно только расширить проход. В отверстие просовывались когтистые лапы и рычащие морды с оскаленными клыками. Если бы волки копали слаженно, они бы давно ели десерт после обеда из гномов, но глупые дикие звери отталкивали друг друга, стараясь добраться до добычи первыми. Это дало гномам еще несколько минут жизни. Но и эти минуты прошли. Они уже не рыли, они ввинчивались в снег, как шурупы. Еще, ближе, еще, еще. Малыш заорал, и крик получился очень громким, хотя снег забил ему рот. Кто-то схватил его за пятку. Пятку валенка. Но валенок не скинуть, штанина натянута поверх голенища. Малыш орал, растопыривая руки, чтобы не дать себя вытащить из норы. Белочка орала вцепившись в Малыша. Но удержать не могла. Она чувствовала, как его рывками утягивают наверх. А с ним и ее. Жить им осталось совсем немного. Последнее о чем подумала Белочка — как жаль, что никто не узнает, где искать их косточки. Вот свет, небо, деревья, они на поверхности. Волки. Все.