Савельев А.А. «САНТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ» Беляева Н.Г. «ТВОРЕНИЙ НЕТЛЕННАЯ СИЛА (секреты золотого руна)» Ефремов Г.Е. «ИНСТРУМЕНТЫ И ИХ РУКОЯТКИ (окончание)» --- Журнал «СДЕЛАЙ САМ» № 3–4∙2007 Подписная научно-популярная серия

ДЕЛА КРЕСТЬЯНСКИЕ

Творений нетленная сила (секреты золотого руна)

Н.Г.БЕЛЯЕВА

Продолжение. Начало см. в № 1, 2 за 2007 г.

Унесенные ветром

Овца шерсть растит, как скупой деньги копит, — не для себя. Еще на «корню», задолго до стрижки расторопный хозяин присматривается к руну и по сочетанию его свойств оценивает, на что пойдет основная партия. Тогда определится и способ обработки. Чтобы стать нитью для вязания, тканью гладкой, ворсовой, суконной или войлоком, сырье проследует по своим технологическим этапам. Но вначале, до каких-либо других операций, всякой шерсти не миновать трепки.

Пласты остриженного руна — невзрачные, пропыленные и засоренные клочки, прочно склеенные жиропотом. Косицы и штапели лежат здесь уже не так, как на туловище животного, а в беспорядке и порою перепутаны на концах. Даже и внутри волокон бывает утрачен природный ритм, в каком шерстинки располагались до стрижки. Ясно, что пока прядей не разберешь, никакая нить не завьется. Для этого-то сырье и приводят в подобающий вид — разделяют штапели, пучки, волокна, косицы — пушат. Однако разнять штапель, отделить косицу от косицы стоит усилий. При тугоплавком жиропоте — довольно больших. Да и какой бы шерсть ни была, вручную на эту работу времени затрачивается порядком, расщипывание всего руна займет чуть ли не ползимы. А когда такое надо проделать с шерстью нескольких овец? Долгим век покажется.

Помимо разрыхления, неизбежно другое — получше освободить шерсть от всего, что в нее набилось. Чем тоньше волокна, тем они богаче всевозможными примесями. Некоторые виды шерстей, преимущественно грубых, до протрепывания иной раз выгоднее просто протрясти. Удовольствие, конечно, ниже среднего — пылища поднимается, как в песчаную бурю. А те, кто занят такой работой постоянно, рискуют здоровьем, им угрожают болезни легких, воспаление слизистых оболочек. Поэтому без мер предосторожности — защитных очков и резиновых масок — к делу не приступают. Обработку производят непременно на открытом воздухе.

Накануне, сняв верх, приспосабливают старый или ладят заново стол на 4–6 ножках высотой до одного метра. Вместо столешницы настилают сетку с ячейками по 10–15 мм и длиной полотна как пройдет, но не больше 6–8 м при максимум полутораметровой ширине. Это — самое простое «чистилище». Действуют попарно, встав с боков стола напротив друг друга. Берут полость руна, дружно встряхивают над сеткой несколько раз. Пусть не вся, но вылетает значительное количество грязи. Из шерстей погрубей сор так выколачивается довольно успешно. С тонкими, мериносными этот номер не проходит. Только когда в них перебираешь и разделяешь волокно за волокном, выпадает многое, что внутри позастревало.

Люди обрабатывают сырую шерсть руками долгие тысячелетия — в прямом смысле от Ромула до наших дней. Когда-то всеми операциями заправлял сам ткач — готовил волокна, прял, мыл, красил. Давным-предавно он стал только ткать. Остальные работы, для которых нужны определенные навыки, сделались отдельными профессиями. Из них в первую очередь обработка шерстяного сырья. В Древней Греции, к примеру, таких умельцев называли звучным словом «ланифрикарии». Впрочем, тем все прелести этого ремесла и ограничивались. Существование ланифрикариев проходило в пыли, среди нечистот. По словам греческого писателя Лукиана, они принадлежали к наиболее презираемому слою общества.

Не лучшая доля выпадала и тем, кто кормился подобным промыслом на нашей земле. В одних краях их кликали трепачами, в других — шерстобитами. Заметим, что нередко обработка шерсти входила в подряды войлочников, пимокатчиков, Шаповалов. Даже сами крестьяне битье шерсти признавали трудом тяжелым, сродни молотобойному или корчеванию пней. От напряжения и усталости мышц у человека опухали сухожилия, нападал скрипун, как выражались новгородцы. Боль преследовала и в покое, а в работе становилась невыносимой. Такой же профессиональной болезнью награждали себя и мяльщики льна. Кого сия чаша миновала, от монотонной, изнурительной работы в организме изнашивалось что-то другое. Отваживались, бывало, на обработку шерсти от безысходности и то лишь мужики завидного здоровья. Они скитались по всей России, ходили в Сибирь артелями и в одиночку. Жизнь их шла на износ. Н.Лесков в повести «Овцебык» мимоходом, как общеизвестное, описывает будничный эпизод на постоялом дворе. В округе все спало, было ранее раннего. Но уже со своего пристанища двинулись в морозную хмарь трепачи, не выпив и по глотку кипятка, лишь увязали сумки к треплам.

Отходники кочевали от деревни к деревне, от усадьбы к усадьбе, от монастыря к монастырю, пока не попадалась работа. Хозяин заказывал, как рыхлить шерсть — на валку или на пряжу. Тогда в холодном сарае напротив оконца выкладывал мастер инструмент: шерстобитень, то есть решетку, деревянную либо металлическую, и под нее сетку, подвешивал лучок — поболее двух метров шест со струной (плетеным из жил жгутом, хлыстом, тетивой), большой и малой кобылками (подставками для струны) и бойкой-колотушкой (деревянным молотом или просто стесанным с конца поленом по прозвищу «катеринка»).

Набросав шерсть на решетку, в одну руку работник брал шест-лучок, а другой за бойку дергал струну. Та, вытянувшись, ляцала по массе слипшихся шерстяных клочков, хлестала, как бичом, удар, однако, нанося плашмя. От этого весь ком вздрагивал, встряхивался. При повторных щелчках волокна несколько сдвигались со своего места. Если партию сырья предназначали на пряжу, шерстобит направлял удары струны прицельно, туда, где смыкались волокна, разрушая коросту из жиропота и следом саму связь, сцепление штапелей, пучков, косиц.

Под действием силы шерстинки, как всякое физическое тело, стремились выпрямляться, тянуться в ровную линию. От хлопка к хлопку все более явственно. Попутно отлетали, отделялись перепутанные с ними волоски соседних волокон. Освободившись от плена, слегка распрямленные шерстинки выскальзывали из пучков и располагались одна подле другой неким подобием параллельным рядам. Так, собственно говоря, и выглядела шерсть, возможно, хорошо разрыхленная.

На валку шерстобит тоже, конечно, теребил массы, разравнивая волокна. Но еще упорнее, для прочности будущих изделий, доводил ее до состояния шерстяной ваты. Здесь не столько