дыхание.

- Джаспер Блэк.

- Очень хорошо. На мгновение я подумал, что ты собираешься сказать "Морковка". Я всегда ненавидел это прозвище. Хотя я не помню, чтобы ты его когда-нибудь использовала.

- Почему я здесь?

Она удивилась тому, как спокойно прозвучал ее голос; должно быть, это врач в ней взял себя в руки.

- Ах, да, вопрос на миллион долларов, так сказать. Ты не узнаешь никого из своих школьных друзей?

Школьные друзья.

Ее желудок налился свинцом, когда она посмотрела на незнакомцев. Впервые она заметила, что все они были одеты в черное, как и она. Она просто знала, что они тоже были одеты "по случаю". Две другие женщины, одна толстая, а другая худая с чрезмерно большой грудью, были одеты в черные коктейльные платья, такие же, как у нее. Трое мужчин были одеты в белые рубашки и черные пиджаки.

На краю сознания плясало недоступное понимание: теперь, когда он упомянул об этом, в них было что-то знакомое, особенно в парне прямо напротив нее. Что-то в его прямой линии роста и густых черных волосах всколыхнуло давно похороненные воспоминания.

Конечно! Но этого не может быть...

Как будто мужчина, на которого она смотрела, мог прочитать ее мысли, его голова вздрогнула, сопровождаемая гортанным стоном. Он поднял голову.

Кендра задохнулась. Его лицо было старше, линия челюсти тяжелее, черты лица утратили мальчишескую мягкость, но его нельзя было ни с кем перепутать. Этот мужчина, сидевший напротив нее, мог быть не кем иным, как ее самым первым, настоящим парнем, Кевином Хендриксом.

- Думаю, можно с уверенностью сказать, что ты узнала его, не так ли, Кендра? Кевин Хендрикс, твоя первая любовь. Парень, которого ты выбрала вместо меня.

Кендра в немом благоговении уставилась на Кевина. Он смотрел на нее через блестящий стол, его большие, как у щенка, карие глаза были бледными, расфокусированными и растерянными.

- Кендра? Та самая Кендра? Где я? Что происходит? - пролепетал он.

- Кевин. Я не знаю, что происходит, я только что очнулась, как и ты. Джаспер Блэк похитил нас.

- Что? Кто? Я не...

- Молчать!

Кендра вздрогнула, но все же почувствовала мгновенный укол победы. Чутье подсказывало ей, что Джаспер собирался испытать Кевина на прочность, задав вопрос "как меня зовут", и помоги ему Бог, если бы ему не повезло запомнить, как это удалось ей.

- Есть несколько вопросов, которые мы должны прояснить. Я принимаю решения, а не ты. И это значит, что говорить можно только тогда, когда я разрешаю. Это мой дом, мои правила. И это моя игра.

- Игра? Что ты имеешь в виду под игрой? - сказала Кендра, прежде чем смогла остановить себя.

Очевидно, Кевин был на той стадии, на которой она была несколько минут назад; на стадии "дергать за металлические наручники, пока я не сделаю себе больно".

- Да, что это за хрень? Когда я выберусь отсюда, я сверну тебе шею.

Кендра поморщилась.

- Мой дорогой друг, скоро ты научишься следить за своим языком.

Кендра смотрела, как Джаспер потянулся в щель между своим бедром и подлокотником кресла-каталки. Он вытащил маленькую черную коробочку, и ее сердце сжалось от ужаса. Она понятия не имела, что это такое, но что бы это ни было, она точно знала, что ничего хорошего это не сулит.

Ее худшие подозрения подтвердились, когда Кевин начал биться в конвульсиях на своем металлическом стуле, его рот был открыт в беззвучном крике откровенной агонии.

Конвульсии продолжались менее трех секунд, затем он затих и обмяк.

- Не выгляди такой встревоженной, милая Кендра, это был всего лишь небольшой болевой шок. Но поверь мне, я могу сделать его гораздо сильнее, - Джаспер повернул голову, чтобы посмотреть на Кевина, и повысил голос: - Я могу поджарить твои мозги прямо у тебя в голове. Но это ничего не изменит, Кевин, ведь ты и сам справляешься с этим, выпивая по литру виски каждый день.

- Оставь его в покое! - сказала Кендра, трясясь почти так же яростно, как и Кевин.

- В чем дело, Кендра? Неужели ты до сих пор неравнодушна к Кевину, даже после стольких лет? Даже после двух неудачных браков за спиной. Неужели ты наконец-то действительно хочешь завести детей?

- Пошел ты.

Слова вырвались сами собой, она ничего не могла с этим поделать. Несмотря на все, что происходило с ней сейчас, это было личное.

Да, ну, он задел тебя за живое, не так ли? Ты разрушила два совершенно хороших брака, потому что сказала, что никогда не хочешь иметь детей. А теперь хочешь, не так ли?

По ее щеке скатилась слеза, и она возненавидела себя за это.

- Оставь ее в покое, - сказал Кевин.

- О, как трогательно. Я вижу, огонь все еще горит ярко.

С ее губ сорвался горький, лишенный юмора смех, и она не знала, почему. Все это было даже отдаленно не смешно.

- Не смейся надо мной, - сказал Джаспер, его большие голубые глаза были как лед. - Никогда, черт возьми, не смейся надо мной.

Она смерила его взглядом, и резкий смешок замер на ее губах. Она не успела сформулировать ответ, как их внимание привлек стон.

- Как раз вовремя, - сказал Джаспер. - Похоже, Джин просыпается. Остальные тоже скоро придут в себя, и тогда мы сможем приступить к играм.

Кендра и Кевин переглянулись за столом, и у нее екнуло сердце. На мгновение она снова перенеслась в шестнадцатилетний возраст и влюбилась. Но неуместный трепет исчез так же быстро, как и появился, и все, что осталось - это мрачная ситуация, в которой она сейчас оказалась.

ГЛАВА 3

Голова Крейга Эллисона пульсировала как сука. Он чувствовал себя дерьмово - каждая косточка в теле болела, а внутренности сводило судорогой.

Он отказывался открывать глаза, боясь увидеть, какую блядь он подобрал прошлой ночью. В прошлые выходные он проснулся от того, что рядом с ним в кровати лежал чертова свинья. Он ненавидел свиней. В ночном клубе он запомнил ее как кривоногую светловолосую красавицу, но в свете утра она была похожа на гребаного хряка.

Но самое странное было то, что он не помнил, что было прошлой ночью. Обычно, когда он просыпался в таком состоянии, прошедшая ночь вспоминалась ему фрагментарно, и он лежал в постели, собирая воедино разрозненные воспоминания пазла, из которого состояли события предыдущей ночи...

В этот раз воспоминаний не было. Ничего. Просто большая, жирная пустота. И теперь, когда он вспомнил об этом, он понял, что даже не лежал. Неприятное чувство зашевелилось в его и без того расстроенных внутренностях, и он открыл глаза.

Его тут же вырвало. Волны тошноты сотрясали его тело, оставляя после себя сильную дрожь. Он продолжал извергать содержимое своего желудка, даже если в нем осталась только кислота. Рвота обжигала его грудь и бедра, быстро становясь холодной и влажной. Он лишь