кругу. От севера к югу и обратно. Уже несколько месяцев капитан наблюдал подобное, и каждый раз, стоило стрелке на долю секунды замереть на месте, сердце Фредрика останавливалось вместе с ней. Но, как и день, и два дня назад, то была лишь задержка, лишь отсрочка его приговора. И снова указатель спешил пронестись по кругу, а сердце болезненно сжималось в груди.

— Скажи, милая, неужели мои поиски напрасны? — пробормотал мужчина, закрыв глаза. Перед ними плясали то ли пятна, то ли цветные вспышки раскалённого газа.

Успокоиться. Откинуться на спинку неудобного казённого стула. Налить из высокого графина воды и неспешно, глоток за глотком, выпить целый стакан до дна.

Когда-то он любил пировать. Любил безудержное веселье и мог не просыхать неделями. Но тогда ему было с кем веселиться, и было что праздновать. С той поры всё вино стало отдавать для Фредрика горечью, а вместо приятного шума в ушах слышаться утробный рёв страшного зверя. Только вода могла освежить его. Лучше всего чистая и холодная, а не стоящая уже целую неделю, так что стенки кувшина стали осклизлыми.

— Что за мерзость?! — выплёвывая первый же глоток обратно в стакан, ругнулся Лайтнед. Вот и новый признак грядущего бунта, говорящий о настроениях экипажа даже больше, чем сухие записи в судовом журнале или перешёптывания за капитанской спиной.

Вылив содержимое графина в умывальник и отставив дурно пахнущую посудину подальше, Фредрик снова взглянул на часы. Время, как и всё на «Элоизе» двигалось с поразительной медлительностью. Не прошло и пятнадцати минут после его пробуждения, а командир уже чувствовал себя подобно выпотрошенной рыбе: пустым и одновременно каким-то тяжёлым, словно кто-то испортил его внутренний гравитометр. Хотя, не исключено, что с гравитацией, и впрямь, происходило что-то не то. Сделав мысленную пометку расспросить об этом старшего техника, Лайтнед снова погрузился в состояние задумчивой рассеянности.

Где-то наверху, над ним, грохотали и слегка вибрировали двигатели, опорожняя огромные баки со сжиженным топливом. Автоматы регистрировали малейшие изменения проникающего излучения, насосы перекачивали кубометры воздуха, а система очистки прогоняла отработанную воду, делая ту вновь пригодной для потребления. Здесь же, внизу, было абсолютно тихо. Лайтнед уже привык к этой тишине, разбавляемой только редкими вскриками часовых. Привык он и к искусственному свету, и к вечной тьме снаружи. Но даже Фредрику порой становилось тоскливо от этого постоянства, и тогда он шёл на обзорную палубу и оставался там до тех пор, пока ум его не успокаивали своим сиянием звезды.

Натянув сапоги и застегнувшись на все пуговицы, капитан покинул каюту. До пробуждения остальных офицеров и матросов оставалось ещё полтора часа. Узкие прямые коридоры чередовались с небольшими залами. Лайтнед мог ходить по «Элоизе» с закрытыми глазами, но почему-то каждый раз искал указатели. По мере приближения к носовой части усилился запашок нестиранных носков. Фредрик поморщился, и вдруг сбился со своего размеренного шага.

Что-то изменилось. Но дело не в разгорающихся ночных светильниках. Какой-то звук заставил Лайтнеда остановиться. Хотя нет, даже не звук, а что-то сродни ему, некая волна, заставившая подняться на шее волоски и запустившая по капитанской спине строй мурашек. Шёпот. Или дыхание. Или и то, и другое сразу. Нечто, похожее на сквозняк. Вот только, откуда на космическом корабле взяться сквозняку? Фредрик почувствовал, как леденеют руки, как необъяснимый холод сковывает ступни. Но всё это продолжалось не больше пары секунд, а потом ощущение тонких морозных пальцев исчезло также неожиданно, как и появилось.

Лайтнед выхватил из кармана компас, но пальцы его не слушались, и не сразу удалось открыть крышку. Но нет… стрелка по-прежнему вращалась, не находя покоя и единственно верного направления.

— Что за глупости, — отругал себя мужчина. — Она бы не стала…

— Капитан? — из-за угла выскочил один из дежурных, заставив Фредрика поспешно запрятать свой оберег в карман. — Что вы здесь делаете?

— Гуляю, — сквозь зубы процедил начальник.

Он уже хотел двинуться дальше, но кое-что вспомнил, и, обернувшись к остолбеневшему парнишке, уточнил:

— Эй, а это не ты отвечаешь за офицерские каюты?

— Так точно, — отмер тот и тут же вытянулся в струнку. — Старший матрос Люнтер.

— Вот и отлично. Я как раз собирался с тобой побеседовать. Почему в моём графине какие-то помои вместо нормальной воды? Хочешь, чтобы твой капитан отравился?

— Так это… того… — тут же втянул голову в плечи дежурный. — Приказ старпома.

— Какой ещё приказ? — не понял Лайтнед.

— «Ограничить потребление питьевой воды и урезать довольствие свежими овощами с трёхсот грамм до ста пятидесяти в сутки», — залихватски процитировал парень. И осторожно добавил: — А вы разве не в курсе?

— Конечно, в курсе! — рявкнул Фредрик, заставив подчинённого отшатнуться, а сам подумал: «Это уже ни в какие ворота!»

О созерцании звёзд нечего было и думать. Лайтнед развернулся и поспешил в сторону рулевой рубки. Если эти засранцы не успели без него изменить остальной устав, то старпом обязан найтись именно там. Холод, охвативший командира «Элоизы» совсем недавно, был забыт. Теперь он весь был объят жаром негодования.

II

Стоило капитану распахнуть дверь на мостик, как все разговоры мгновенно стихли. Один из космоплавателей поспешно оставил подальше кружку, второй усиленно заработал челюстями, пытаясь побыстрее проглотить откушенный от бутерброда кусок. И только старший помощник Стиворт остался стоять в той же позе с заложенными за спину руками и даже бровью не повёл, когда Лайтнед произнёс:

— И как это понимать, а, Дерек?

— Что конкретно, капитан, сэр? — в голосе старпома не было ни тени насмешки, но долженствующего удивления в нём тоже не слышалось.

Капитану очень хотелось ответить: «А то сам не знаешь!» Но Стиворт способен был подтвердить всё с тем же равнодушием: «Не знаю, капитан, сэр». Это вполне в духе старпома. Казалось, для него нет ничего более упоительного на свете, чем часами перебрасываться, словно мячиком, туда-сюда, подобными фразочками. А потому Фредрик ограничился тихим ругательством и уже отчётливее прошипел:

— Оставьте нас, — в адрес растерянных военных. И едва те удалились, бросив свой недоеденный завтрак или поздний ужин, как с новой силой набросился на Стиворта. — Что ещё за чушь с урезанием довольствия?

— Приказ от тринадцатого числа сего месяца. — Наконец сменил позу старпом, впрочем, та не слишком отличалась от предыдущей.

Зато