- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »
старичок в форменной фуражке, и оказывалось там, в лесу, что он мог тоненьким пиньканьем вводить в заблужденье далеко звенящих свиристелей, зорянок, реполовов… Он и цыфиркал по-синичьи, и чокрыжил по-соловьиному, и без перепелиной дудки мог как-то языком в переднее нёбо бить, как перепел-самец…
Спросил я его однажды: — А какая птица лучше всех поёт? И в первый раз Авдеич несколько лукаво прищурился: — Есть такая. Я задал вопрос не праздный: тогда не было ещё граммофонов, и в трактиры ходили на выбор послушать во время обеда то жаворонка, то соловья, то кенаря, то учёного дрозда, как в церкви ходили на дисканта[11]-исполатчика[12], или на тенора[13]-солиста, или пропойцу-октаву[14], который месяц пел, а два месяца лечился от белой горячки. — Какая же?.. Ну, какая? Мне просто хотелось знать, кого из своих певунов с большим удовольствием слушает сам Авдеич. — Думаешь, соловей? — Не-у-же-ли дрозд? — удивился я. — Кто же тебе говорит о дрозде?.. О дрозде не толк… — Славка? — Славка, она спротив кенаря не может… — Какая же? — Есть такая… Оглядел меня всего Авдеич, подумал, должно быть, стою ли я, чтобы мне ответить, и сказал всё-таки торжественно и чётко: — Аракуш. — Какой а-ра-куш?.. — Такой самый и есть… У соловья — да и то не с первой ветки, а у самого знаменитого — всего их двенадцать колен[15], а у аракуша — все двадцать четыре. Понял?.. Это на сколько больше? Если хотел удивить меня тогда Авдеич, то он достиг цели: очень я был ошеломлён. Я никогда не слыхал о такой птице, но я верил Авдеичу: если он говорил, что есть, значит, есть… аракуш. — Где он живёт?.. В Америке?.. В Индии?.. Аракуш… — Зачем в Индии? В Индии только индейки… У нас попадается… — У нас?.. А у тебя почему же нет?.. — Поди-ка поймай, один такой… — Почему не поймать?.. Авдеич посмотрел многозначительно и даже понизил голос: — Скрывается… До чего скрытная птица… Только в дебрях таких живёт — не долезть… Очень человека не любит… — А узнать его как?.. Какой он, ара-куш?.. А? Оживился Авдеич: — Кра-со-та! Ку-да спротив его соловей!.. Серяк… Вся грудь, как у генерала хорошего, в лентах: лента красная, лента синяя, лента муар…[16] Желтобровая птица… А хвост… хвост, почитай что весь бурдовый… Покачал головою и добавил, как начал: — Кра-со-та! Первый раз видел я Авдеича возбуждённым. — Отличон-разукрашен… Куда ж соловью… А ростом не больше… И хвостом дёргает, как соловей… И чокрыжит точка в точку, как он. Дома не у кого было мне спросить. Мать знала по части птиц лесных столько же, сколько знают все матери, а отец у меня был человек суровый и городской. Я и не спрашивал… Я только запомнил крепко: аракуш… Двадцать четыре колена… Грудь разукрашена… Странное дело, узнав о такой необычайной птице, я разлюбил всех своих лозиновок, ремезов, кузнечиков, глушек и гаек. Их трескотня болтливая даже раздражать меня стала. Я начал смотреть на них с презрением девятилетнего человека, пронизанного мечтой. По утрам я, правда, насыпал им в кормушки: кому конопляного семени, кому муравьиных яиц, наливал воды в их баночки, но пропало очарование, пропала серьёзность. — Свистуны, — говорил я, кивая головою с большим сожалением, когда они в своих клетках прыгали, чирикали, трещали носами по прутьям. Аракуш занял все мои мысли. Я даже помню, слёзы показались у меня на глазах, когда я пенял Авдеичу:. — Как же ты не сказал мне этого раньше? У меня не было сверстников, или мне было с ними скучно, — вернее последнее. Так как мы жили совсем на окраине города, то я привык бродить один по осенним огородам, по каким-то ямам, оставшимся от бывшего давно кирпичного завода (в этих ямах росли изумительные незабудки и анемоны[17] лиловые, которые Авдеич называл «сон-травою»), по болотцам в низине, в которых, кроме лягушек, конских пиявок и жуков-плавунцов, водилось очень много весьма занимательных тварей. И однажды в июле я набрёл на пышный бурьян, для меня тогда показавшийся целым лесом. За год перед тем была тут бахча[18], но теперь на взрыхлённом чернозёме (и лето тогда было дождливое) такой поднялся густой татарник[19], матовозелёный, лохматый, с розовыми шапками цветов повсюду, непролазно-колючий, ростом больше, чем в сажень[20], — тот же лес, полный тайн и возможностей, которые только снятся. И вот в этом бурьяне, на самой его опушке, я увидел аракуша. Сомнений тут никаких и быть не могло: меня тогда точно в сердце кольнуло — он. Я тихо и медленно обходил колючую стену татарника и вдруг услышал встревоженное, соловьиное: «Чок-крр… чок-крр…» Вскинул глаза — ярко-синее, ярко-красное, ослепительное, страшное, желанное, и всего один момент, и потом мелькнула коричнево-серая спинка и в гущине исчезла. Я даже присел и закрыл глаза… Было или не было?.. Может быть, показалось? Однако через минуту где-то в глубине низом идущее «чок-крр… чок-крр…». Как я ни смотрел, как я, царапая руки, ни заглядывал насколько мог глубоко в его царство — он не показался мне больше во весь этот день!.. А на другой день, еле дождавшись рассвета, я вышел из дому, вооружась, как Авдеич: с западком в мешке, с муравьиными яйцами для прикорма, с лучком и с железной лопаткой, чтобы расчистить в бурьяне ток[21]. Я сделал всё там, в царстве аракуша, очень обдуманно. Узкий и запутанный проделал вход в середину, чтобы только пролезть, чтобы никто мне не помешал, если будет проходить мимо; небольшой ток расположил я так, чтобы лучок мог закрыться, на какой-нибудь вершок не доставая до свисающих розовых шишек татарника; из обитых веток и стволов, очень толстых и крепких (я перочинным ножом едва их срезал), я сделал себе прикрытие — шалашик… В этом шалашике, скорчившись, стараясь не повернуться, я его ждал. Какая дремучая чаща был этот бурьян!.. Сколько здесь было необычайного!.. Но меня занимал только он, мой аракуш… Несколько раз мне удавалось на него взглянуть — только взглянуть: он мелькал, как молния… Раза два он садился на ветку татарника над током, но, донельзя осторожный, вздёрнув хвостиком, нырял в гущину. Я ждал самоотверженно несколько часов — только глаза в щель шалашика да правая рука на бечёвку лучка. Жарко было; от татарника шёл дурманящий запах; пчёлы гудели сплошь. Кузнечики (серенькие птички) стучали кругом вперебой, как молоточками, а иногда садились на мой ток клевать муравьиные яйца. Я их спугивал, чуть шевеля бечёвкой, и всё досадовал на
Спросил я его однажды: — А какая птица лучше всех поёт? И в первый раз Авдеич несколько лукаво прищурился: — Есть такая. Я задал вопрос не праздный: тогда не было ещё граммофонов, и в трактиры ходили на выбор послушать во время обеда то жаворонка, то соловья, то кенаря, то учёного дрозда, как в церкви ходили на дисканта[11]-исполатчика[12], или на тенора[13]-солиста, или пропойцу-октаву[14], который месяц пел, а два месяца лечился от белой горячки. — Какая же?.. Ну, какая? Мне просто хотелось знать, кого из своих певунов с большим удовольствием слушает сам Авдеич. — Думаешь, соловей? — Не-у-же-ли дрозд? — удивился я. — Кто же тебе говорит о дрозде?.. О дрозде не толк… — Славка? — Славка, она спротив кенаря не может… — Какая же? — Есть такая… Оглядел меня всего Авдеич, подумал, должно быть, стою ли я, чтобы мне ответить, и сказал всё-таки торжественно и чётко: — Аракуш. — Какой а-ра-куш?.. — Такой самый и есть… У соловья — да и то не с первой ветки, а у самого знаменитого — всего их двенадцать колен[15], а у аракуша — все двадцать четыре. Понял?.. Это на сколько больше? Если хотел удивить меня тогда Авдеич, то он достиг цели: очень я был ошеломлён. Я никогда не слыхал о такой птице, но я верил Авдеичу: если он говорил, что есть, значит, есть… аракуш. — Где он живёт?.. В Америке?.. В Индии?.. Аракуш… — Зачем в Индии? В Индии только индейки… У нас попадается… — У нас?.. А у тебя почему же нет?.. — Поди-ка поймай, один такой… — Почему не поймать?.. Авдеич посмотрел многозначительно и даже понизил голос: — Скрывается… До чего скрытная птица… Только в дебрях таких живёт — не долезть… Очень человека не любит… — А узнать его как?.. Какой он, ара-куш?.. А? Оживился Авдеич: — Кра-со-та! Ку-да спротив его соловей!.. Серяк… Вся грудь, как у генерала хорошего, в лентах: лента красная, лента синяя, лента муар…[16] Желтобровая птица… А хвост… хвост, почитай что весь бурдовый… Покачал головою и добавил, как начал: — Кра-со-та! Первый раз видел я Авдеича возбуждённым. — Отличон-разукрашен… Куда ж соловью… А ростом не больше… И хвостом дёргает, как соловей… И чокрыжит точка в точку, как он. Дома не у кого было мне спросить. Мать знала по части птиц лесных столько же, сколько знают все матери, а отец у меня был человек суровый и городской. Я и не спрашивал… Я только запомнил крепко: аракуш… Двадцать четыре колена… Грудь разукрашена… Странное дело, узнав о такой необычайной птице, я разлюбил всех своих лозиновок, ремезов, кузнечиков, глушек и гаек. Их трескотня болтливая даже раздражать меня стала. Я начал смотреть на них с презрением девятилетнего человека, пронизанного мечтой. По утрам я, правда, насыпал им в кормушки: кому конопляного семени, кому муравьиных яиц, наливал воды в их баночки, но пропало очарование, пропала серьёзность. — Свистуны, — говорил я, кивая головою с большим сожалением, когда они в своих клетках прыгали, чирикали, трещали носами по прутьям. Аракуш занял все мои мысли. Я даже помню, слёзы показались у меня на глазах, когда я пенял Авдеичу:. — Как же ты не сказал мне этого раньше? У меня не было сверстников, или мне было с ними скучно, — вернее последнее. Так как мы жили совсем на окраине города, то я привык бродить один по осенним огородам, по каким-то ямам, оставшимся от бывшего давно кирпичного завода (в этих ямах росли изумительные незабудки и анемоны[17] лиловые, которые Авдеич называл «сон-травою»), по болотцам в низине, в которых, кроме лягушек, конских пиявок и жуков-плавунцов, водилось очень много весьма занимательных тварей. И однажды в июле я набрёл на пышный бурьян, для меня тогда показавшийся целым лесом. За год перед тем была тут бахча[18], но теперь на взрыхлённом чернозёме (и лето тогда было дождливое) такой поднялся густой татарник[19], матовозелёный, лохматый, с розовыми шапками цветов повсюду, непролазно-колючий, ростом больше, чем в сажень[20], — тот же лес, полный тайн и возможностей, которые только снятся. И вот в этом бурьяне, на самой его опушке, я увидел аракуша. Сомнений тут никаких и быть не могло: меня тогда точно в сердце кольнуло — он. Я тихо и медленно обходил колючую стену татарника и вдруг услышал встревоженное, соловьиное: «Чок-крр… чок-крр…» Вскинул глаза — ярко-синее, ярко-красное, ослепительное, страшное, желанное, и всего один момент, и потом мелькнула коричнево-серая спинка и в гущине исчезла. Я даже присел и закрыл глаза… Было или не было?.. Может быть, показалось? Однако через минуту где-то в глубине низом идущее «чок-крр… чок-крр…». Как я ни смотрел, как я, царапая руки, ни заглядывал насколько мог глубоко в его царство — он не показался мне больше во весь этот день!.. А на другой день, еле дождавшись рассвета, я вышел из дому, вооружась, как Авдеич: с западком в мешке, с муравьиными яйцами для прикорма, с лучком и с железной лопаткой, чтобы расчистить в бурьяне ток[21]. Я сделал всё там, в царстве аракуша, очень обдуманно. Узкий и запутанный проделал вход в середину, чтобы только пролезть, чтобы никто мне не помешал, если будет проходить мимо; небольшой ток расположил я так, чтобы лучок мог закрыться, на какой-нибудь вершок не доставая до свисающих розовых шишек татарника; из обитых веток и стволов, очень толстых и крепких (я перочинным ножом едва их срезал), я сделал себе прикрытие — шалашик… В этом шалашике, скорчившись, стараясь не повернуться, я его ждал. Какая дремучая чаща был этот бурьян!.. Сколько здесь было необычайного!.. Но меня занимал только он, мой аракуш… Несколько раз мне удавалось на него взглянуть — только взглянуть: он мелькал, как молния… Раза два он садился на ветку татарника над током, но, донельзя осторожный, вздёрнув хвостиком, нырял в гущину. Я ждал самоотверженно несколько часов — только глаза в щель шалашика да правая рука на бечёвку лучка. Жарко было; от татарника шёл дурманящий запах; пчёлы гудели сплошь. Кузнечики (серенькие птички) стучали кругом вперебой, как молоточками, а иногда садились на мой ток клевать муравьиные яйца. Я их спугивал, чуть шевеля бечёвкой, и всё досадовал на
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »