меня воскресить судьбе,

Раздай имущество бедным,

а книги возьми себе.

Да, вот еще… — он приподнялся

и воздух схватил рукой.

И тихо осел, и замер,

морщинистый и сухой.

Забыв обо всем на свете,

его обхватил Джузджани.

Зачем-то трясет ему плечи,

будто проснутся они.

Растерянный, одинокий,

как путник, забывший свой путь,

он молит и молит аллаха

учителя к жизни вернуть.

Как женщина, стонет и плачет,

беспомощно глядя вокруг.

И вдруг замечает сосуды,

которые ждут его рук.

А руки ему непослушны,

как будто он весь костяной.

Но к точности он недаром

приучен был Ибн Синой.

Разжав учителю зубы,

он льет ему снадобье в рот.

То ноги ему увлажняет,

то спину, то грудь ему трет.

Упругим становится тело,

теплеет и ширится грудь.

Разглаживаются морщины,

лицо розовеет чуть-чуть.

Стоит Джузджани, пораженный

великим свершеньем земным —

Совсем молодой и прекрасный

учитель лежит перед ним.

Текут благодарные слезы,

а руки лекарство несут.

И вот остается последний,

вдыхающий душу сосуд.

Схватил Джузджани его в руки,

не веря и веря тому,

что скоро из дальней дороги

учитель вернется к нему.

Пошел, заспешил, поскользнулся,

усталые ноги заплел.

И выронил дивную ношу

на кряжистый глиняный пол.

Глядит он на мокрую глину,

беспомощный крик затая,—

Стекают последние капли

несбывшегося бытия.

— Учитель!.. — А хмурое время

уже заспешило назад —

И лоб ему режут морщины,

и щеки опять бороздят.

С тех пор Джузджани безутешный,

все соки земли перебрав,

до смерти искал сочетанье

последних невыпитых трав.

…Я верю, что есть оно в мире —

в нем жизни людской торжество.

И может быть, новый Великий

однажды отыщет его.