и не ошиблись: недомогание Лу называлось туберкулезом легких.

– Умрет? – спросила миссис Стивенсон.

– Как и все мы, – ответил врач.

– Что нужно делать, чтобы он поправился? – спросил сэр Томас.

– Единственный ребенок в семье всегда хил, избалован и, почти как правило, талантлив, – ответил врач и тут же подкрепил свое суждение ссылками на биографии замечательных людей. – Следовательно, – продолжал он, – судьба вашего сына уже задана.

– Глупости, – усмехнулся сэр Томас.

– Возможно, – снисходительно согласился врач. – К диагнозу всё это отношения не имеет. Что касается непосредственно медицины, настаиваю на спартанском воспитании моего маленького пациента. Вы и ваш брат строите маяки. Ваши имена известны каждому школьнику в Эдинбурге и Лондоне. Настоятельно рекомендую…

– Догадываюсь, – облегченно вздыхая, перебил сэр Томас. – Что ж, это легко исполнимо. Возьму на маяк моего Лу.

– Не на маяк, а на маяки, – поправил врач. – Маленькое путешествие от Глазго на север, затем по восточному побережью. Недели на две, на три.

– А это не повредит здоровью моего Лу? – осведомилась миссис Стивенсон.

Врач был молод, смел, одарен. Он сказал, что туберкулез легких излечивается («не всегда», – подумал он, но вслух не сказал этого) закалкой организма, спартанским образом жизни («гм… гм…» – это он сказал вслух), путешествием. Что касается Лу, то… Мальчику уже двенадцать лет. Один опасный период прожит, наступает другой; нужно, чтобы организм – вернее, пораженные туберкулезом легкие – к шестнадцатилетнему возрасту больного были… гм… как бы это сказать…

– Нужно зажечь фонарь на маяке! – обрадованно произнес врач, найдя почти точное выражение своей мысли. – До шестнадцати лет плавание среди мелей, малоопасных рифов, но потом…

– Скала Бель-Рок, – вставил сэр Томас.

– А на ней маяк, – продолжал врач. – Он затем и поставлен, чтобы сказать: здесь опасность! На маяке есть всё для того, чтобы своевременно оказать помощь.

– Это уже плохо, – сэр Томас покачал головой, – Это уже крайний случай.

– Покажите Лу два-три маяка, введите его в обстановку маячной службы, сделайте из него смелого, мужественного человека. Расскажите ему, как строится маяк, заинтересуйте его своим делом. Может случиться, что и он пойдет по вашим стопам. Отвлечение от болезни само по себе очень существенно и полезно.

Недели две спустя после этого разговора с врачом сэр Томас получил длительную командировку, – предстояла реконструкция маячных фонарей.

– Что же делать, брать мне с собой Лу? – обратился сэр Томас к своей жене. Советы врача казались ему рискованными. Двенадцатилетний сын кашлял, настроение его менялось ежечасно, и ни отец, и ни мать не умели сладить с ним, угодить в чем-либо. Лу огрызался, топал ногами, а потом просил прощения, но не у родителей, а у своей няни Камми, жившей в семье Стивенсонов тридцать лет.

Миссис Стивенсон нашла нужным посоветоваться с нею, – что она скажет, тому и быть. Старая Камми, выслушав свою госпожу, несколько раз тяжело вздохнула, опустилась в кресло и заплакала.

– Лу останется дома, – сказал сэр Томас.

– Побойтесь страшного суда, – всхлипывая, произнесла Камми. – Лу заберется на самый высокий маяк и оттуда плюнет в рожу дьяволу! А я как-нибудь переживу, сэр, разлуку с моим мальчиком…

– Тогда соберите всё, что нужно для Лу, – распорядился сэр Томас. – Мы вернемся недели через три.

Камми немедленно принялась за дело. Ни слова не говоря своему питомцу о предстоящем ему путешествии, она разыскала на чердаке старый, служивший еще сэру Роберту саквояж, сделанный в Лондоне, и набила его бельем, матросскими костюмами, которые так любил Лу, носовыми платками, а сверху положила калейдоскоп, детский пистолет, стреляющий войлочными пыжами, компас, зрительную трубу. «Ему понадобятся и порошки от кашля», – спохватилась Камми, но порошков под рукой не оказалось, и она записала о них на бумажке, чтобы не забыть. Сюда же были занесены горчичники, гребенка, ножницы. Камми долго раздумывала, следует ли Лу взять с собою библию и портреты матери и отца. Саквояж был наполнен вещами настолько, что для толстой с картинками библии места не оставалось. Два дагерротипных снимка могли быть положены куда угодно. «Библию Лу возьмет в заплечный ранец, – решила Камми. – Портреты брать не стоит: отец всегда будет подле Лу, а мать… она жива и здорова, нет нужды смотреть на ее портрет…»

Саквояж был заперт на ключ. Ранец с библией, галетами и леденцами Камми затянула ремнями. Часы пробили двенадцать раз. Эдинбург спал под свист и вой ветра. На северном море бушевал шторм. Фонари на всех сорока шести маяках – от Норича до Уика – были зажжены. Лу притворился спящим. В соседней комнате разговаривали отец и мать. Ночью родители всегда говорят о своих детях. Лу лежал, вытянувшись, на спине, стараясь не проронить ни одного слова.

– Три смены белья, прорезиненный плащ, кожаная фуражка… – говорил отец.

– Высокие, на шнурках сапоги, – сказала мать.

– Бинокль, перчатки, толстая тетрадь, карандаши, – перечислял отец. – Я предложил Лу вести дневник. Я намерен серьезно взяться за сына. Надо раз и навсегда покончить со всеми этими бродягами, контрабандистами, дезертирами, фехтовальщиками и пиратами!

Лу едва сдержался, чтобы не крикнуть отцу: «Пиратов нет! Они давно кончились! Есть убийцы – это те, которые фехтовальщики! И еще есть курильщики опиума, как в Сан-Франциско!»

– Лу водит компанию с эмигрантским сбродом из Сан-Франциско, – продолжал отец. (Лу поднял голову.) – Маяки и суровая служба на них имеют свою романтику. Лу вернется из поездки здоровым во всех отношениях, моя дорогая! Будет хорошо, если мы попадем в шторм. Я начинаю понимать, насколько мудры советы врача!

Затем была приглашена Камми, и спустя минуту началась ревизия содержимого саквояжа. Лу откровенно хохотал в своей постели. Наконец он решил не притворяться, – всё равно сегодня не уснешь. Милая, добрая Камми! Она великая мастерица рассказывать сказки и делиться своими воспоминаниями о прошлом Шотландии; благодаря ей, и только ей, Лу знает стихи Бёрнса и почти все романы Вальтера Скотта, – Камми хорошо помнит этого великого человека; она прислуживала ему, когда он вместе с Робертом Стивенсоном – дедушкой Лу – обедал в своем замке. Вальтер Скотт был другом дедушки, ему он посвятил одну свою книгу. Камми редкостная, заботливая, мудрая няня, но она, по выражению сэра Томаса, всегда пересаливает: попросите ее дать пятнадцать капель парегорика, и она накапает вам тридцать. Вот, приказали ей собрать всё, что нужно Лу для маленького путешествия, а она снарядила его в