горечью произнёс Володя. — Ровным счётом ничего. Если бы поспеть за нашей планетой! Всё это, конечно, из области фантастики, но жить надо стремительно, чтобы ни одна минута, ни одна секунда не пропала зря.
— Но чтобы каждая секунда твоей жизни стала даром для народа! Подумай, какая игра слов.
— Нет, Оля, это не игра. Я вполне серьёзно.
Дед Карпей ходил гоголем и спрашивал то одного, то другого мужика:
— Ну как, доволен теперь, что корову не продал? Пригодится на этом свете. То-то!
К Володе подошёл и Яков Феклин, поклонился:
— Спасибо, Володимир Ильич. Ежели понадобится лошадь в Казань или куда ехать, милости просим. Я завсегда готов. Чай, до Казани сорок вёрст…
Женщины, позвякивая вёдрами, шли доить умученных коров. Утки, тяжело переваливаясь с боку на бок, спешили к пруду, где раскрывали атласные белые и золотые венчики кувшинки, табаки в палисадниках смыкали лепестки и до вечера погружались в дрёму.
Мимо Марии Александровны прошла женщина, которая оттолкнула так грубо её руку, и, взглянув виноватыми голубыми глазами, всхлипнула. Ничего не сказала.
— Спасибо тебе, голубушка ты наша, вразумила нас, — привлекла к себе Настасья тонкую хрупкую фигурку Марии Александровны. — Малина поспела, на грибы нынче урожай богатый, ребятишки насобирают, принесут. Только бы ты была здорова.
Урядник стоял в стороне ото всех, слюнявил самокрутку[10] и не смел поднять глаза.
Лунная тень исчезла.
