***

– Мамочка, мамочка, можно мы возьмем с собой домик Барби и её карету? Ты ведь скажешь папе, чтобы он взял их? Ведь скажешь, мамочка? – громкие детские голоса, перекрикивающие друг друга, заполнили весь коридор.

Высокая светловолосая женщина, наблюдающая через окно, как одетый в потертые джинсы и клетчатую рубашку высокий мускулистый мужчина, с густым ежиком темных коротко-стриженных волос, грузит вещи в багажник припаркованного у крыльца джипа, раздраженно поморщилась. В мозгу мелькнула мысль, что еще немного и её терпение лопнет. Однако когда веселый топот поднимающихся по лестнице маленьких ножек приблизился к двери её спальни, и на пороге появились кучерявые светловолосые девочки-близнецы, наперебой требующие, чтобы она уговорила папу взять крайне необходимые на их взгляд дополнительные игрушки, её лицо озарила доброжелательная улыбка.

– Ваш папа не хочет брать домик Барби и её карету? А вы спросили почему? – она шагнула к ним, затем, присев, ласково притянула к себе и обняла.

– Он говорит в машине нет места, и там нам будет не до него и что машину нечего забивать ненужным барахлом, – наперебой затараторили те.

– Тихо-тихо. Давайте по-порядку. Домик и карета вам действительно столь необходимы, что без них никак?

– Конечно! – одновременно уверенно выдохнули сестры.

– Тогда второй вопрос. Вы верите папе, что в машине нет больше свободного места?

– Он сложил туда столько… и совсем ненужного…

– Я не о том. Что нужно каждый решает сам. Я про свободное место. Оно есть?

– Ну не знаем…

– Значит, верим вашему папе и считаем, что в машине места больше нет. Исходя из этого, что лично вы можете оставить здесь, чтобы освободить место для домика и кареты?

Сестры, переглянувшись, в замешательстве пожали плечами:

– Там все нужное…

– Вы взрослые и понимаете, машина не резиновая. Думайте.

Сестры молчали.

– Вот у тебя, Сьюзен, какие предложения? – женщина повернулась и в упор посмотрела на стоящую справа девочку.

– Может, лото не брать? – неуверенно пробормотала та.

– Прекрасно, но этого мало. Вы должны оставить вещи по объему сопоставимые с домиком и каретой. Так что думайте, что еще.

– Может велосипед? Ты как, Каролина, думаешь? – Сьюзен повернулась к сестре.

– Да, его тоже можно оставить… ну его… – кивнула та.

– Значит, решено, идите, упакуйте домик с каретой и несите их вниз, а я поговорю с вашим папой, – женщина стремительно поднялась и, ласково потрепав сестричек по волосам, направилась к выходу.

Во дворе она подошла к мужчине, укладывающему вещи в багажник:

– Брюс, девочки решили вместо велосипеда и лото взять домик Барби и её карету.

– И что? – мужчина резко обернулся к ней. – Ты что, думаешь, я сейчас всю машину заново перетряхну из-за их дурацких прихотей? Да их чертов велосипед на самом дне! К тому же для них полезнее на велосипеде покататься, чем с этим пластмассовым ящиком в доме сидеть!

– Переложить вещи дело максимум двадцати минут. Не можешь ты, давай это сделаю я.

– Луиза, у тебя с головой как? Совсем плохо? – он резкими движениями отер руки о бока джинсов и схватил её за плечи. – Ты слышишь, что я говорю? Я разве сказал, что не могу это сделать? Я сказал, что не вижу нужды это делать и поэтому делать не буду! И тебе не позволю! Ишь чего удумала, сама она машину перегружать будет… Дожили… Хочешь из меня монстра сделать, заставляющего больную жену тяжести ворочать, чтобы потом трендеть об этом с подружками? – к его щекам прилила кровь. – Не выйдет! Лучше потрынди, что я безжалостный отец, не выполняющий капризы избалованных дочерей.

– Вряд ли это каприз, раз они согласились отказаться от возможности кататься на велосипеде. Похоже, эти игрушки для них важнее, – совершенно спокойным голосом проговорила она, внутренне борясь с желанием немедленно стряхнуть с плеч его руки.

– Важнее, не важнее – какая разница? Это глупые капризы! И потакать им я не намерен, – его пальцы чуть крепче сжались на её плечах. – Ясно тебе?

– Брюс, возможно, я поступила неправильно, пообещав девочкам, заменить велосипед домиком, – все тем же спокойным голосом продолжила она, – но я пообещала… а свои обещания я привыкла исполнять. Если у тебя есть возможность мне помочь – помоги, и я буду очень тебе признательна. Если нет, то хотя бы не мешай выполнить свое обещание самой. Кстати, если тебе неприятны мысли о том, что я могу про это кому-то рассказать, то заранее обещаю, что ни с одной из моих подруг данный инцидент обсуждать не стану. У меня хоть с головой и плохо, как ты сам только что заметил,– она уперлась взглядом в его глаза, – но позволь тебя уверить: свои обещания я держу.

– Черт, – скривился тот и, разжав руки, отступил от нее, – ты после больницы такая упертая стала… прям до жути. Ладно… ты это… главное не нервничай. Врачи сказали: тебе нельзя нервничать. Пусть тащат этот хренов ящик, приткну куда-нибудь, – он тяжело вздохнул и, повернувшись к выходящим из дверей дома близняшкам, несущим большую громыхающую картонную коробку, крикнул: – Если вы плохо проклеили её скотчем и все вывалиться по дороге, я не виноват! Где верх, где бок смотреть не стану, уж как пристроится. Ясно вам, озорницы?

– Да, папочка! Ты хоть как его пристрой. Мы все хорошо проклеили. Ничего не должно развалиться, – тут же начали уверять его девочки, подтаскивая коробку ближе к машине.

– Спасибо, Брюс, я очень благодарна тебе, – легкая улыбка тронула губы женщины.

– Да ладно, Лу. Не стоит благодарности, чай не подвиг совершил, – буркнул он и вновь занялся укладкой вещей в багажник.

– Спасибо, мамочка, – обе сестрички, подбежав к ней, обняли. – Кажется, папа решил даже велосипед не выкладывать…

– Папа у вас, похоже, волшебник, раз сумел сделать для вас невозможное, – ласково потрепав их по волосам, она направилась обратно в дом.

Поднявшись в спальню, вновь подошла к окну. Её душило раздражение. Постоянные шалости и крики детей, грубость и резкость их отца выводили её из состояния равновесия, в котором она привыкла пребывать. Женщина прикрыла глаза. Она спокойна, она абсолютно спокойна. В её душе царят гармония и спокойствие.

Ее медитацию прервал громкий требовательный крик:

– Луиза! Луиза!!!

Открыв глаза и увидев кричащего ей со двора Брюса, она распахнула окно:

– Что