путевый.
Я ему по-хорошему:
Вить!
Нешто можно так жить бестолково?»
Тишина.
Женский вздох под окном:
«Подросли
непутевые детки…»
Я не знаю,
что было потом.
Вам доскажут об этом соседки.
ЛАРИСА ШВЕЦ
А я была, всегда была…
А я была, всегда была
Над вечной памятью веков.
Я миллионы лет жила
Под светом звездных маяков.
В травинке каждой — я была,
В багровом зареве зари.
Несмелый первый взмах крыла —
Рожденным был в моей крови.
Была, когда Земля спала,
Не слыша голоса людей.
Была, когда она несла
Костры немеркнущих огней.
Да, я была! Как мне не быть?
К ногам я вечности склонюсь.
Я в мире этом буду жить,
Во всем, что будет, — повторюсь!
Все — случай…
Все — случай.
Случай? Как же так?
И жизнь окажется случайной?
В любой беде я вижу знак
Своей ошибки. Злой. Печальной.
Исправить? Нет! Принять в расчет,
Чтоб не случилось повторенья?
Да, жизнь давно открыла счет,
И мне не нужно снисхожденья.
Хочу я многое понять:
И горечь знать, и знать надежду.
И пусть придется объяснять
Простые формулы невеждам.
Но в каждой жизни звездный час
Приходит, будто озаренье.
Пусть он приходит только раз,
Но в нем — вся жизнь!
И — продолженье.
«Нереально! Фантазерка!»…
«Нереально! Фантазерка!» —
Ты кричал.
Разбивалась пена горько
О причал.
«Ну скажи одно лишь слово!
Все молчишь?!»
Я молчала. Было снова
Больно лишь.
Я молчала, потому что
Я права.
И молчанье заменяло
Все слова.
ТАТЬЯНА БАРЫШЕВА
Не решаюсь позвонить…
Не решаюсь позвонить.
Понимаешь?
Вдруг опять уже не ждешь.
Забываешь.
Ходишь весел и упрям
по столице,
улыбаешься весне,
юным лицам.
Не решаюсь позвонить.
Не решаюсь.
Как и ты, совсем не тем
улыбаюсь,
и цветы не ты, а кто-то приносит.
Принесет — а рада ли —
и не спросит.
И за труд свои труды
не считает:
понимает, что не жду.
Понимает…
Ну, а я все позвонить
не решаюсь
и за трусость на себя
обижаюсь,
и смеюсь,
когда совсем не до смеха:
«Позвоню, — а он не ждет…
Вот потеха!»
Посидели…
Посидели,
помолчали,
каблучками покачали.
А глаза уже кричали.
К ним прислушаться б — к глазам!
Разошлись, как разбежались:
«Обознались!
Обознались!»
А глаза все волновались.
Присмотреться б к ним —
к глазам.
ВЛАДИМИР ЧУРИЛИН
От правого до левого…
От правого до левого —
Полчаса езды.
Улица Галеева —
Тридцать три избы,
Маленьких,
удаленьких,
Сказочным сродни,
Крашеные ставеньки,
Низкие плетни.
Улица потеряна,
Улица была,
Улица из дерева
В город не вошла,
На запрос
Натянуто вывело перо:
Нету упомянутой
В справочном бюро.
Детство не вмещается
В атоморазмах…
А улица качается
Трепетом рубах.
Даже без названия,
Черт побери,
Ведрами названивай,
Пьяными ори,
Бабками елейными
В церковь протянись,
Улица Галеева —
Прожитая жизнь.
А седина, как молния зимой…
А седина, как молния зимой,
нелепостью своею поразила.
Ну как теперь воротишься домой,
безусый, но седеющий верзила?
Откуда эта злая белизна
берет свое кромешное начало?
Ведь радует по-прежнему весна,
и жизнь меня еще не укачала.
Откуда появилась седина,
какие занесли ее метели?..
Не голод ведь,
не холод,
не война…
А волосы, однако, поседели.
От проходной до цеха по тоннелю…
От проходной до цеха по тоннелю…
Как здесь тепло, на улице зима.
Там воют бесноватые метели,
засыпав тротуары и дома.
На улице мороз уже за сорок,
а в цехе что ни час, то горячей.
Малюет пламя красные узоры
на плоскостях копченых кирпичей.
Штампует сталь горячие мозоли
на коже рук изнеженных моих…
Впервые я работаю до боли,
работаю сегодня за двоих.
Работаю вторую смену кряду —
мой сменщик заболел и не пришел.
Взрывается