Литвек - электронная библиотека >> Иван Солин >> Боевое фэнтези и др. >> Это другое

Это другое

Глава 1

— Ну, и что ты сделаешь, мажорчик? — максимально глумливо прошипел в лицо проигравшему весьма стереотипного вида криминальный элемент мелкого пошиба, в простонародье гопник, кичащийся своим сиюминутным положением и определенно упивающийся сложившейся ситуацией.

— Отпустите её! — едва ли не истерично, от собственного бессилия и, понятное дело, из-за неравнодушия к помя́нутой, кричал в ответ поверженный уличными хулиганами дорого одетый юнец.

Хотя это ему, захлебывающемуся кровью из хрипящего рта, так казалось, а на самом деле воззвание к победителям было едва слышным и терялось в уличном шуме уже за пределами подвортни, где парочку старшеклассников сейчас ждала неутешительная участь, как не сложно догадаться, каждого своя.

Ну правда, что может быть глупее, чем отправиться в какую-то подворотню выяснять отношения с явно превосходящими силами в лице, очевидно, не самых законопослушных граждан, которые, трудно даже представить в какой ситуации, станут блюсти «кодекс чести» и нападать по очереди, предварительно согласовав регламент предстоящего «поединка», а не поступят так, как им и положено по неведомым домашним мальчикам законам улицы? Да ещё и будучи при всём при этом далеко не самым крепким и очень среднего роста семнадцатилетним парнишкой без опыта уличных потасовок или хотя бы поставленного удара. О готовности пойти на всё и об обладании волчьей хваткой, коей вполне могли похвастаться те, кто заманил свою будущую добычу провокационными насмешками не столько даже над ним, сколько над его спутницей, и говорить нечего.

Глупее этого, разве что, поправив очки поспешить следом за уводимым одноклассником и затем бесстрашно попытаться воздействовать на хулиганов вразумляющими речами, а впоследствии и кинуться оттягивать своего кавалера, конечно же из самых благих побуждений, но при этом безобразно мешая сражаться и снижая тем самым без того невысокие шансы «героя-одиночки», увы, но не обладающего иммунитетом ни против удара ножом в печень, ни от биты по затылку, а потому в отчаянной беспомощности теперь созерцающего за надругательством над его такой отважной, но глупенькой «спасительницей».

Долго всё это, правда, не продлилось, и как только юбка рыжей лохматой девицы в очках была беспощадно задрана, а смешные и на вид ещё детские трусы с мишками были безжалостно порваны, то её светловолосый спутник, чья бледность от потери крови в отсутствующем свете загодя разбитого уличного фонаря была не видна, уже закрыл к тому времени глаза. Как оказалось, вовсе не навсегда, а лишь для того, чтобы в следующий миг резко вскочить и, в недоумении оглядевшись да прийдя к какому-то выводу, поморщиться от осознания чего-то не столь отрадного прежде чем начать действовать.

В тот момент, когда и пуговки голубого платьица рыжей на её приличной груди треснув покатились по асфальту, уже влезающий на неё, с зажатым ртом бьющуюся в истерике, возжелавший быть первым сластолюбец откуда-то из темноты получил просто-таки молниеносный удар ногой в основание черепа. Позабывшие же об «отходящем» где-то там в тёмном углу подворотни школьнике, теперь всецело увлеченные предстоящим действом и весьма шумно подбадривавшие «первопроходца» его одностайники не сразу поняли, отчего это их вожак так забавно навалился на смешно извивающуюся школьницу. Кто-то ещё радостнее заржал, кто-то отвесил скабрезный комплимент умению того разжигать страсть в бабах, кто-то, правда, осудил поспешность и даже опытно заявил, что так немудрено и промахнуться, приведя пример из жизни о лишившемся однажды невинности диване и оставшейся недовольной какой-то Светке. Однако долго делиться своим, безусловно, ценным мнением по повод происходящего оставшейся на ногах четверке не пришлось, и когда они наконец поняли, что Акела, как по чудному совпадению именовался лидер данной преступной группы, не просто промахнулся, но даже и не двигается теперь, то вдруг начали один за одним следовать его примеру.

Первым получил мощную подсечку и сразу же догоняющий нокаутирующий удар в голову ближайший к вынырнувшему из тьмы подворотни окровавленному сопляку долговязый тип с неприятной ухмылкой. Вторым был следующий за ним приземистый крепыш, который рефлекторно увернулся от летящего ему в висок кулака, но не сумел узреть подлым ударом влетающую в беззащитный пах ногу, а потому уже ничего не способен был противопоставить довершающему дело колену противника. Третий был самым шустрым и каким-то взвинченным, а потому весьма оперативно перестал отпускать свои шумные комментарии и засыпать Акелу с невообразимой скоростью генерируемыми идеями на предмет того, как позатейливее засадить рыжей, но наряду с гиперактивностью он был и каким-то не сфокусированным, именно поэтому все его молниеносные и в чем-то даже истеричные выпады ножом уходили куда угодно, но только не в цель. Когда же его оружие невообразимым образом вдруг сменил владельца, то началось то, что наверняка заставило бы неподготовленного обывателя расстаться с содержимым желудка и, возможно, ещё долго лишало бы его сна, пугая ночными кошмарами. Короче говоря, агрессивных очертаний очень резучий складень не просто одним удивительно прагматичным ударом подвел итог существования предыдущего своего владельца, но и тут же оказался в не менее убойном месте замершего в ступоре последнего, самого с виду мускулистого и крепкого из несостоявшихся, сегодня во всяком случае, убийц и насильников, благодаря действиям, скорее всего воспринятым бы большинством психически здоровых гражданских не иначе как аморальными, последовавших за предыдущими двумя вследствие лаконичных добивающих ударов трофейным ножом.

Всё. Несколько секунд и из свидетелей лишь вся сжавшаяся рыжая, мгновением ранее освобожденная из-под оттащенного и затем добитого Акелы, погоняло коего так и осталось неведомым всем присутствующим действующим лицам. Живым, разумеется.

Завершив эту кровавую вакханалию, к слову, не прибавившую красноты на теле удивительным образом исцелившегося от явно смертельных и до того так раскрасивших его ран, ещё недавно беспомощный, а теперь подозрительно опытный в деле смертоубийства школьник замер с недонесенной к карману рукой, в которой сжимал предварительно не глядя оттертый об последнюю свою жертву уже сложенный нож и, на миг задумавшись, такое ощущение, узнал что-то для себя новое, так как, покачав головой, был вынужден приняться оттирать трофей уже и от отпечатков пальцев, о которых словно бы и не догадывался до этого, прежде чем с некоторым сожалением избавиться от