К. Русинов Битая карта абвера Повесть

70-летию органов государственной безопасности посвящается

1

Перед начальником особого отдела армии майором госбезопасности^[1] Петровым Николаем Антоновичем лежала полученная из наркомата внутренних дел радиограмма.

«Совершенно секретно.

Код перехваченной радиограммы немецкой разведки сложный. Дешифровку продолжаем. Обращаем ваше внимание на то, что подобный код противник мог дать только ценному агенту. Примите необходимые меры по его розыску...»

Требование наркомата было объяснимо: в штабах Южного фронта и его армий разрабатывался план контрнаступления. Утечка сведений к противнику могла поставить под угрозу выполнение операции, лишить ее внезапности и тем самым повлечь за собой неисчислимые жертвы. Сотрудники отдела занимались розыском лазутчика, но пока безрезультатно. Тревогу вызывало то, что радист только два раза вышел в эфир в зоне дислокации армии.

Агент мог выполнить задание и скрыться, предположил Петров. Тогда почему радиоконтрразведка три дня назад перехватила радиограмму немецкой разведки? Односторонняя связь центр — агент может свидетельствовать о том, что агент еще здесь. А если противник нас дезинформирует и направляет по ложному пути?

Итак, надо уцепиться за главное. Что сегодня главное? Что сейчас больше всего интересует немецкую разведку? Несомненно, возможные сроки и направление главного удара нашего контрнаступления. И эти сведения можно получить только в штабах армии и фронта.

Петров вспомнил о подполковнике Северине, одном из сотрудников оперативного отдела армии, тот имел непосредственное отношение к разработке плана контрнаступления. На него пало тяжкое подозрение и Петрову давно бы следовало выйти с предложением перед командиром об отстранении Северина от разработки операции, но что-то до сих пор удерживало его от этого шага. Северин был поручиком в царской армии. В годы гражданской войны перешел на сторону Красной Армии. Зарекомендовал себя грамотным штабным командиром, тактические решения которого не раз способствовали успешному исходу военных операций, за что его наградили орденом Красного Знамени. С первых дней Отечественной войны в действующей армии. При форсировании реки Трубеж попал в окружение. Более месяца пробивался к своим. От всей штабной группы в живых остался он и его помощник, которого ранило при переходе линии фронта. Не приходя в сознание, тот умер. И вот теперь Северина, этого заслуженного командира, обвиняют в том, что он завербован немецкой разведкой и со специальным заданием переброшен к нам. Обвинение тяжелое. Осложнялось оно и тем, что Северин, лишившись единственного свидетеля, мог доказывать свою невиновность только личными показаниями, а этого крайне недостаточно. Обвинение исходило от некоего лейтенанта Носова, бывшего командира взвода связи.

Петров пододвинул к себе одну из папок, лежавших на столе, еще раз внимательно прочел протокол допроса Носова. Лейтенант служил с Севериным в одной дивизии. С ним попал в окружение. Был ранен в ногу. Когда наши отошли, притворился убитым и таким образом избежал плена. Пытался добраться до своих, но около села Долина потерял сознание. Его нашла жительница села Елена Стеценко, и до выздоровления он скрывался у нее.

Ничего настораживающего в этой части допроса не было. Но вот дальше... Носов показал, что однажды поздним вечером к дому Стеценко подъехала легковая немецкая автомашина. Боясь за Елену и себя, Носов спрятался в чулане и стал невольным свидетелем разговора вошедших в комнату людей. Через переводчика немцы напомнили находившемуся с ними русскому, что тот должен передать какие-то сведения завербованному ими Северину. Предательство подполковника возмутило лейтенанта, и он, по его словам, еще не окрепший, рискуя жизнью, перешел линию фронта, чтобы предупредить чекистов об измене.

У Николая Антоновича вызвало недоумение, почему немецкие разведчики нарушили конспирацию и вели разговор со связником в доме Стеценко? Самонадеянность или оплошность? А если попытка скомпрометировать советского командира? В таком случае враг — Носов и действует он по заданию противника. Во что бы то ни стало, ему надо втереться к ним в доверие.

Почему же в таком случае противник пошел на такую грубую провокацию? — продолжал рассуждать Петров. Недооценка советской контрразведки? Уверенность в том, что уязвимые места в информации Носова мы не сможем проверить на оккупированной территории?

И то и другое не исключено.

Кроме протокола допроса Носова и объяснения Северина, других материалов у Петрова не было. А проверять сигнал надо, и надо в самый короткий срок установить истину. Без проверки сообщений Носова добраться до нее сложно, почти невозможно. Поэтому, как ни рискованно, придется посылать туда кого-то из сотрудников отдела, никто не дал ему права подвергать сомнению чью-либо репутацию необоснованными подозрениями.

Он позвонил начальнику войсковой разведки армии и узнал, что через два дня будет переброшена за линию фронта группа из дивизии полковника Зиновьева, которая с помощью партизан Славянского отряда, действовавшего в прифронтовой полосе, проведет разведку тылов противника.

Дело в том, что фронт еще не стабилизировался. Во многих полках численность доходила до батальона. А участок фронта был выделен на полнокровную боевую часть. Таким образом, имеющиеся разрывы на стыках полков и дивизий облегчали проникновение вражеских лазутчиков в расположение соединений. Нередко агенты противника пробирались на нашу сторону вслед за выходившими из окружения командирами и красноармейцами, а также за гражданскими лицами, не успевшими вовремя эвакуироваться.

Сложность и напряженность работы контрразведчиков обуславливалась еще и тем, что у противника было множество служб: абвер, служба безопасности, секретная полевая жандармерия, гестапо, различные зондеркоманды.

Однако нестабильным был фронт и у противника и это обстоятельство небезуспешно использовала наша войсковая разведка. Она имела достаточно налаженную связь с партизанскими отрядами, действовавшими в прифронтовой полосе.

И все же Петров сознавал, что переход в тыл к противнику даже в этих условиях сопряжен с огромным риском. Кого же послать с группой к партизанам? После некоторых раздумий выбор свой он остановил на лейтенанте Пилипенко. Нравилось ему в нем то, что он не был