загримировавшись, братья осматривали одетых и загримированных актеров и актрис и пускали спектакль. И так каждый день.

Как-то раз, в антракте, мне Роберт и говорит неловко, смущаясь: «А знаете, Павлуша, мне у вас очень понравилось, нельзя ли повторить»? И оба брата громко рассмеялись, а Рафаил и говорит Роберту: «Роба, так нельзя, ты поступаешь, как мальчишка». И оба заспорили и заговорили по-французски, и потом Роберт говорил мне: «Вы нас извините, Павел, это я Рафу учу уму-разуму, чтоб он брату не дерзил». — «А я — Робу, — перебил Рафаил, — чтобы он сам не напрашивался в гости, когда его сами хозяева не приглашают».

Рафаил Адельгейм, нар. арт. РСФСР.

Ну, конечно, в этот вечер мы снова сидели с братьями и с товарищами у меня дома, и снова братья давали свой концерт, только по новой программе. А репертуар их был неиссякаем, как и память. Роберт пел все наизусть, а Рафаил и аккомпанировал и играл крупнейшие вещи и тоже на память и до чего они были замечательные люди, оригинальные.

Отношения между братьями были трогательные, оба они друг друга по-мальчишески, забавно разыгрывали. Но один без другого ничего не решал. Мы часто собирались всем нашим коллективом у меня, и братья очень интересно, увлекательно рассказывали нам, перебивая друг друга, о европейских и южных экзотических странах, очень ярко и очень поэтично они нам рассказывали о разных театрах мира, о спектаклях, о великих иностранных актерах-трагиках, которых они сами видели — о Мунэ-Сюли, о Поссарте, о негритянском знаменитом трагике Айра-Ольридже, о Сарре Бернар.

Мы их слушали с захватывающим интересом и волнением. Часто братья, рассказывая о том или другом трагике, сами имитировали и показывали в лицах короля Лира, Гамлета и т. д. Братья были людьми большой культуры, знали хорошо театр русский и европейский. В беседах с нами они как-то сказали, досадуя: «Некоторые думают и даже говорят, что мы любим и слепо поклоняемся всему иностранному и не признаем русского искусства. Но это не так. Мы берем все лучшее, что есть в иностранном искусстве, но мы не воем так, как иногда воют иностранные трагики. И при этом они показывали, как не надо играть, и так смешно, что мы смеялись до слез. «Мы за границей учимся всему, что есть там хорошего, учимся, как и у наших русских великих артистов». — И они благоговейно, с глубоким уважением нам рассказывали и говорили о русских актерах: Щепкине, Рыбакове, Садовском, Савиной, Ермоловой. Они также тепло и сердечно рассказывали о К. С. Станиславском и В. И. Немировиче-Данченко, В. И. Качалове, И. М. Москвине. Им нравился П. Н. Орленев, они любили его своеобразный талант и особую манеру игры.

* * *

Словом, они день за днем открывали нам глаза на искусство, рассказывая многое, о чем мы понятия раньше не имели. Они с горечью говорили о том, что некоторые актеры их не признают, потому что они якобы иностранцы и учились драматическому искусству за границей. Но брать хорошее и учиться лучшему никогда не стыдно, и если б они хотели быть иностранными трагиками, они при блестящем знании языков, могли бы стать французскими или английскими трагиками… Но не этого они хотят, они несут свой талант, свое дарование своей родине — России и хотя их не любят и не признают некоторые российские «знаменитости» от искусства, но их любит, знает и всегда рад смотреть народ. «Наши спектакли смотрят народы всех национальностей, и вот это для нас самое дорогое, и во имя этого мы и живем. Искусство сближает народы», — говорил Роберт.

* * *

…Наступил конец гастролей и день отъезда братьев. Все работники коллектива получили на память их карточки с личной надписью. Братья Адельгейм предложили уехать с ними всем коллективом. Но сделать это было трудно по многим причинам. И мы трогательно и тепло расстались.

Потом спустя ряд лет я узнал, что Роберт умер, остался осиротевший Рафаил. Я его встретил случайно, на каком-то вечере в Москве в ВТО, он очень постарел. Мы с ним очень тепло встретились, по-родному, он потянулся как-то ко мне… обнял меня и, всхлипывая, сказал: «А Роба умер. Ох, как он не хотел, Павел, умирать. Умер, нет его больше», — крупные старческие слезы текли из его глаз, и он их даже не вытирал. Вскоре умер и Рафаил. Ушли из жизни два русских трагика — народные артисты республики Роберт и Рафаил Адельгеймы, но память о них осталась в сердцах многих, очень теплая и светлая.

ГЛАВА 14

Зимний сезон в Майкопе в 1924 году мы кончили. И опять поездка по Кубани и по Ростовской области, опять бесконечная тряска, когда на тебя с полок все падает: и декорации, и бутафория.

К зиме мы приехали с нашим вагоном в Ставрополь.

Мне с женой и еще некоторым товарищам руководитель Ставропольского театрального коллектива, знаменитый тогда В. И. Тункель, предложил остаться на зиму в Ставрополе.

Мы согласились. И поверите, мы уже жили в комнатах, а нас все качало, как будто в вагоне, и часто ночью снилось, будто тебя с твоим вагоном толкает или декорация падает с верхней полки и ударяет по голове.

* * *

Ставрополь — славный город, весь в зелени, уютный, театральный.

Театр настоящий, руководителем его был В. И. Тункель. Кто из актерской братии не знает и не знал этого прекрасного человека!

Главным режиссером был очень хороший человек и режиссер Е. В. Свободин, происходил он из театральной династии. Отец его — Гофман — в прошлом был знаменитый драматический и опереточный премьер. Мать его Е. А. Свободина, в прошлом тоже опереточная, а потом драматическая героиня, в настоящее время она находится на покое в театральном убежище в Ленинграде. Сестра Свободина-Гофман, героиня, работает в настоящее время в Магнитогорске в драматическом театре. Одним словом, не семья, а целый театральный коллектив.

Из актеров были Д. Бельский — любовник-неврастеник, тогда еще совсем молодой, Н. А. Гарянова и А. Покровская — героини; М. Долинская, Орбельяни, Д. Даворский, Смирнов и многие другие. Состав был сильный, работоспособный. Мне была дана широкая возможность работать и как актеру и как режиссеру, и я вошел с головой в эту увлекательную творческую работу.

В. И. Немирович-Данченко.

Тункель и Свободин умели создать в коллективе дружескую атмосферу. И действительно, коллектив работал на редкость сплоченно.

Но надо признаться, и работать приходилось не зная отдыха. Особенно трудно приходилось нашим героиням — 2—3 премьеры в