Я накачивала себя кофе и шоколадом. Неверность.
Мой первый репортаж в феминистском журнале, в котором я работала, окончился скандалом. Дело началось так: во время ужина в доме одного знаменитого политика кто-то похвалил меня за несколько юмористических статей, которые я опубликовала, и спросил, планирую ли я написать что-либо серьёзное. Я ответила первое, что мне пришло в голову: да, мне бы хотелось взять интервью у неверной женщины. Над столом повисла ледяная тишина, а тема беседы поменялась, но, когда пришло время пить кофе, хозяйка дома — высшее должностное лицо правительства, стройная женщина тридцати восьми лет в костюме от Шанель — отвела меня в сторону и сказала, что, если я поклянусь сохранить в тайне её имя, она согласится дать интервью.
На следующий день я пришла к ней в офис с диктофоном, и женщина рассказала, что у неё несколько любовников — потому, что после обеда у неё есть свободное время и потому, что это благотворно для души, самоуважения и здоровой кожи, к тому же мужчины не так уж и плохи. Иными словами, по тем же причинам многие мужья, включая и вашего, неверны своей второй половине.
У этой сеньоры было одно укромное местечко, которое она делила со своими двумя подругами, такими же свободными женщинами, как она. Его она любезно предложила и мне, но случай им воспользоваться мне ни разу не подвернулся.
После несложных математических подсчётов вывод из моего очерка можно сделать следующий: женщины столь же неверны, как и мужчины. Если это не так, то с кем тогда мужчины занимаются любовью? Не может быть, чтобы только с мужчиной или группой добровольцев опять-таки исключительно мужского пола.
В Чили тех времён мужчины требовали того, что сами были не в состоянии предложить, а именно: их невесты должны были оставаться непорочными, а супруги верными. Они требуют этого до сих пор, но теперь мало кто прислушивается к подобным заявкам. В годы моей молодости почти все парочки моего возраста переживали кризис, а большинство отношений и вовсе оканчивались разводом. Как такового развода в Чили не существовало до 2004 года, в этой стране его разрешили куда позже, чем в остальном мире. Он значительно упростил жизнь граждан, которые расставались и связывали себя брачными узами без особых бюрократических формальностей. Самый яркий известный мне пример, — моя мама, которая прожила с моим отчимом шестьдесят пять лет без возможности официально пожениться — по мнению католической церкви, их отношения были скандальной внебрачной связью. Лишь когда он, в конце концов, овдовел, девяностолетняя пара смогла узаконить свой союз.
Сегодня более половины чилийских детей рождаются вне брака: он довольно дорогой, а развод — процесс сложный и запутанный.
В католическом, консервативном и лицемерном, обществе шестидесятых годов никто не простил мне небрежного тона репортажа о неверной женщине, несмотря на уже сказанное о том, что подобные вещи случаются нередко и даже происходят с моими друзьями и знакомыми. Если б у женщины, у которой я брала интервью, муж сидел в инвалидной коляске и поэтому она бы любила другого, окружающие, несомненно, сочувствовали бы ей, но заниматься подобными вещами исключительно ради удовольствия и без ощущения за собой вины — это уж ни в какие ворота!
В редакцию журнала приходили сотни возмущённых писем. Был даже получен официальный протест от архиепископа Сантьяго. Напуганная шеф-редактор настойчиво попросила меня написать статью о верной женщине, чтобы немного успокоить вопли народа, но я не нашла ни одной, кто в этом отношении сказал бы нечто интересное.
Для моих сверстников это были непростые времена. Мы читали «Отчёты Кинси», «Камасутру» и книги североамериканских и европейских феминисток, однако жили в чересчур манерном обществе: было нелегко избегать держащей нас в узде лицемерной морали. В моей жизни порой проскальзывали признаки шизофрении: дома я вела себя, точно гейша, а на людях показывалась настоящей развязной феминисткой. С одной стороны, я ждала мужа, держа в зубах оливку из его мартини, с другой — не упускала ни малейшей возможности, которую предоставляла моя журналистская деятельность, чтобы бросить вызов чилийскому послушанию с оттенком покорности. Например, как-то раз я появилась на телевидении в наряде танцовщицы — почти обнажённая, с торчащими из задницы страусиными перьями и стекляшкой-изумрудом в пупке. Мигель воспринял это с юмором, а вот свёкор со свекровью не общались со мной четыре месяца.
К несчастью, видеозапись этой программы сохранилась и время от времени ещё проскальзывает по телевидению, следовательно, возникает риск, что её увидят и мои внуки. Подобного рода безумие наградило меня дурной репутацией и породило определённые шуточки: поговаривали, что я «без предрассудков», а это серьёзное оскорбление окружавшему меня обществу, гордящемуся этими самыми предрассудками. На самом же деле, я по-прежнему была верной женой, а моя жизнь — открытая книга, доступная к изучению всем желающим.
Флейтист и прочие провинности
Военный переворот 1973 года в Чили положил конец долгоиграющей демократической традиции, и в 1975-м я эмигрировала со своей семьёй, потому что мы больше не могли и не хотели жить под диктатурой Пиночета.
Рассвет сексуальной свободы застиг нас врасплох в Венесуэле, в этой открытой и жаркой стране, резко отличающейся от моей, в которой чувственность выражается прямо — без всяких уловок и эвфемизмов. На пляжах было полно усатых мужчин в чересчур открытых купальных костюмах, созданных лишь для того, чтобы подчеркнуть скрывающееся за ними. Самые красивые женщины мира, выигрывавшие всевозможные международные конкурсы красоты, вызывающе прогуливались походкой от бедра, играя ими тайную музыку. В этой среде я почувствовала себя окончательно свободной — стала обращать внимание на собственное тело и вскоре поняла, что я, оказывается, чувственное существо, которому уже исполнилось тридцать три года.
Здесь мне вовсе не следует останавливаться на деталях этой свободы, потому что в ней нет ничего необычного, что засуживало бы обсуждения. Достаточно сказать, что я кое-чему научилась — приобретённый опыт существенно поможет мне в жизни в целом и в литературе в частности: лишённый эмоциональной связи секс, каким бы интересным он ни был, меня утомляет. Кроме него мне нужны чувство юмора, какой-то разговор, симпатия к человеку
