ракшаса Дхана Нанда»! Много всяких целителей здесь ходит…

— Кто такой Дхана Нанд? — заинтересовался Карл.

— Царь Магадхи, — сумрачным тоном промолвил Чандра. — Вон, видите, дворец горит? — юноша махнул рукой в сторону клубов дыма, поднимавшихся над лесом.

Зигмунд и Карл кивнули.

— Дхана Нанд сжигает всё, чего коснулась чужая рука. Если сесть на его трон, он сожжёт трон. Если сесть на его коня, он зарубит коня. Если войти в его дворец — строение будет сожжено. И вот, горит…

— Ты входил в его дворец?! — восхитился Карл.

— Не просто входил, а попытался захватить Хава Мехел, но потерял почти всех людей, сражавшихся на моей стороне. После схватки в живых остался только ачарья Чанакья, друг Стхулбхадра и моя мать — махарани Мура. Остальные погибли. Друг Мартанд, Индра, Балдэв, Матсальдэв… Все! Если бы я не послушал Чанакью, ничего не случилось бы. Зачем я только затеял битву? Никакая месть или благие побуждения не стоят пяти сотен смертей, случившихся по моей вине, — и Чандра снова схватился за голову и застонал.

— Лучше будет, если мы услышим всю историю, — негромко проговорил Зигмунд. — Начинай с детства. Говори всё, что вспомнишь!

— Зачем? — не понял Чандра. — Расскажу — и дальше что? Поверьте, мне не нужны ни ваши советы, ни благословения, ни исцеление. Я бы хотел сейчас умереть, а не рассказывать истории.

— Но что если после разговора ты найдёшь силы жить? — улыбнулся Карл, осторожно кладя Чандре руку на плечо. Юноша опасливо посмотрел на чужую ладонь, но не сбросил её. — Брамин Зигмунд способен помочь. Из-за него у тебя не будет потерь. Но верить или нет, конечно, твоё дело. Если ты скажешь уходить, мы уйдём. А ты опять останешься один. Хочешь этого?

Немного подумав, Чандра отрицательно покачал головой, но при этом неуверенно вымолвил:

— В любом случае нет времени. Я не слишком далеко убежал. Ачарья, мама и Стхул скоро найдут это место, и ачарье очень не понравится, что я разговариваю с вами. Он всегда был против, чтобы я слушал других браминов.

— Допустим, я не брамин, а просто лекарь, — Зигмунд наконец снял с плеч скатерть и небрежно бросил её на траву. Однако сделал он это не оттого, что надоело играть роль, а по причине невыносимой жары. — Я ни с кем не воюю, ничего не проповедую. Теперь будешь слушать?

Заметив, что одеяния Зигмунда, обнаружившиеся под тканью, почти не отличаются от одежд Карла, Чандра наконец начал что-то понимать.

— Вы оба — шпионы Селевка? — вдруг сделал он неожиданный вывод. — Так бы и сказали!

— Но мы не шпионы… — начал Зигмунд, однако Карл его перебил.

— Какая разница, если шпион даст совет? Судить о том, хорош совет или плох — лишь тебе, — заметил Карл. — Ты ничего не потеряешь, приняв его.

— А что надо дать взамен?

— Совершенно ничего.

— Врёте. Сведения вам нужны! Но учтите, я не знаю секретов Дхана Нанда. Я работал во дворце, но ничего важного не узнал, кроме расположения сокровищницы, однако Селевк уже и так знает, что я то хранилище ограбил. Война проиграна, как союзник я бесполезен. Не понимаю, зачем вас прислали?

— Давай поиграем, — мягко сказал Зигмунд, пытаясь отвлечь юношу от неприятной темы, — в одну интересную игру.

— Разве сейчас время играть? — удивился Чандра.

— Самое время, — уверил его «брамин-шпион». — Можешь лечь на траву, закрыть глаза и говорить всё, что приходит в голову?

— Никогда в такое не играл, — усмехнулся Чандра.

— Игра называется «метод свободных ассоциаций», — пояснил Зигмунд.

— Чего?! — опешил Чандра. — Мето… что?

— Неважно. Ложись и говори.

— Ладно, — улегшись на траву, Чандра подстелил себе под спину накидку. — Кхм. А что говорить?

— Про отношения с матерью в детстве расскажи. И побольше!

Зигмунд заметил скептическую усмешку на лице Карла, но попытался сей факт проигнорировать, хотя про себя обиделся. В последнее время этот зарвавшийся ученик чересчур часто стал выражать несогласие с методами учителя, а подчас и язвить за спиной Фрейда: «Неужели во всём виновата мамочка? А, может, кто-то подсознательно боится смерти?» Даже анекдот про мумий* придумал, паршивец! Стоило приструнить Карла, но, несомненно, сейчас не время и не место. Зигмунд решил, что по возвращении домой он непременно сделает это.

— Да не было у меня в детстве матери! — возмутился вдруг Чандра, вырывая Зигмунда из плена его мыслей. — Лубдхак был, но из него мать — как из шакала корова.

— Как же ты попал к человеку, о котором столь нелицеприятно отзываешься? — ничуть не смутившись, продолжал Зигмунд.

— Маме пришлось отдать меня на воспитание дяде, когда мне исполнилось четыре. Дядю я не помню, но точно знаю, что он продал меня Лубдхаку. Дёшево, за сто пан всего. Я снова встретил маму, когда мне шестнадцать исполнилось, и я попал в царский дворец в качестве телохранителя сестры Дхана Нанда — Дурдхары.

— И ты, само собой, глубоко обижен на мать и дядю? — Зигмунду показалось, что он нащупал верное направление, однако вскоре ему пришлось убедиться в своей ошибке.

— Нет, — Чандра нервно дёрнул плечом. — К чему обижаться? Мама спасала мою жизнь, отдавая меня брату, а дядя наверное сильно нуждался в деньгах. Если кто и виноват, — тут лицо юноши стало яростным, — то это проклятый Дхана Нанд! Он напал на Пиппаливан, разрушил наше царство, убил моего отца, после чего я оказался в доме Лубдхака! И даже сейчас он уничтожает свою страну, притесняет простой народ, убивает невинных! Он забрал маму в плен, измывался над ней… Унижал на протяжении двенадцати лет, изрекая в её адрес сплошные оскорбления.

— Унижал, но не бил? — уточнил Зигмунд. — Иного насилия не учинял?

— Нет! Если бы он посмел хоть пальцем к ней прикоснуться, я бы не пошёл завоёвывать Хава Мехел по совету ачарьи, наплевал бы на спасение Бхараты и на обещанное мне учителем воцарение на престоле Магадхи! Я прирезал бы этого ракшаса! Отсёк бы этому страстному любителю наложниц что-нибудь… жизненно важное, — дыхание Чандры стало частым и глубоким, а лицо — ярко-красным.

— Ясно, — Зигмунд всё более оживлялся по мере расспросов. — Давайте, юноша, теперь поиграем в другую игру. Я буду говорить слово, а вы быстро, не раздумывая, отвечайте, что вам вспоминается. Это совсем лёгкая