каждой минутой все сильнее и сильнее, она стала ерзать на стуле, постукивать по столу и поправлять прическу. Как и в прошлый раз, стоило заиграть тихой музыке, она резко засобиралась и быстро ушла. Мне понадобилось еще минут пять, чтобы собраться с мыслями и найти вчерашнего испытуемого. Поколебавшись, я навела курсор на заявку. Как бы мне не хотелось в это верить, но и он не попал в папку «Девиация», а это означало что что-то тут не так.

Собраться с мыслями смогла только дома, в голове полный сумбур. Сидя уже за столом, я достала бумагу, ручку и начала рисовать алгоритм последовательности действий, поставив во главе один вопрос: «Как давно все это началось?» Сразу исключив мысли об ошибках и случайностях, следует вывод о намеренности действий. Намеренность действий носит либо насильственный характер, либо добровольный. Нарисовав стрелочку под насильственным характером, меня пробил озноб. Ну, допустим, если это так, то кому может быть выгодно? Каких-либо отношений Мэйя не имела, из кабинета выходила крайне редко. Да и общаться между отделами у нас не принято, скорее, из-за специфики работы. На ум приходит только муж, но тут информации маловато, попробую посмотреть на другую ветку. Добровольный характер предполагал скорее иную точку зрения на происходящее и тут тоже разветвление. Либо это бунт, либо атрибут справедливости. На бунт не похоже, ведь тогда должно быть открытое сопротивление, чего точно нет. В этой ветке остается только справедливость. В ветке насилия – муж.

Откинувшись на стул, мне стало как-то грустно. Почему же я не заметила, что что-то не так. Теперь остается один важный момент, что теперь делать. Я склоняюсь к тому, чтобы попробовать узнать хоть что-то у Мэйи, конечно, напрямую она мне ничего не скажет, да и ковыряться у нее в компьютере тоже будет неправильным. Глядя на свою схему, меня не покидает ощущение, что все это как-то связано с ее мужем, ведь Мэйя почти никогда о нем ни говорила, наверное, это неспроста. Время подбиралось к полуночи, а идей не было. Но тут невольно вспомнился случай в коридоре. Может у нее просто что-то болело, но тогда не было смысла скрывать от меня этот факт. Взяв в руки ручку и дописав где-то сбоку слово: «здоровье». Тогда есть смысл в оранжевой табличке. В оранжевой… Как мне помниться есть цветовая градация уведомлений: зеленый, желтый, оранжевый, красный. У меня никогда не было выше желтой, тогда помню, умер мой отец, и я прорыдала всю ночь, состояние было хуже некуда. А вот оранжевая, могу предположить, что причина не только в физическом состоянии, но и в психике. Так, если вспомнить, планов у Мэйи в тот вечер особо не было, они хотели опять печь, значит, что-то случилось дома. Мои мысли отвлек подаренный сверток с печеньем, я же обещала попробовать. Аккуратно распаковав его, вытащила три небольшие печеньки в виде звезд. На вкус они были сладковатые с кокосовой стружкой. Упаковку я решила не выбрасывать и сохранить этого странного зайца. Пообещав себе завтра хоть что-нибудь узнать, пошла спать.

4.

По пути в свой кабинет, я решила подойти к секретарю, который встречает всех на нашем этаже.

– Доброе утро! Что-то вы сегодня все рано, – улыбаясь во все свои тридцать два зуба, отчеканила секретарь.

– Доброе. Все?

– Да, Мэйя недавно проходила и забрала вашу еженедельную корреспонденцию.

– Нам что-то приходит каждую неделю?

– Да, конечно, Мэйя всегда забирает.

– А откуда письма? И как давно?

– С отдела разработки. Да сколько тут сижу, столько и приходят.

Видимо мое удивленное лицо, вызвало негодование у секретаря, и я быстро взяла себя в руки.

– Точно! С отдела разработки. Видимо еще не проснулась, – неловко рассмеявшись. – И да, кстати, хотела у вас спросить, как подразделяются уведомления о состоянии здоровья?

– Вы наверно, имеете в виду, соответствия цвета и степени серьезности заболевания. Зеленый в основном показывает минимальные повреждения, небольшие воспаления и спазмы. Начиная с желтого, идет отслеживание психического состояния. Оранжевый фиксирует уже значительную нестабильность психики и существенный физический урон. Красный конечно сигнализирует об опасно низком уровне психологической безопасности.

– И что значит последнее?

– Опасность не только для субъекта, но и для окружающих. Но не стоит переживать, таких субъектов ждет немедленная изоляция.

– Лечение?

– Когда как.

– Что ж спасибо.

– Конечно, обращайтесь.

Посмотрев на ее натянутую улыбку, я еще раз убедилась в полном безразличии ко всему происходящему. Единственное, что теперь мне не дает покоя, так это письма, о которых я в помине ничего не знаю. Дойдя до кабинета, у меня сбилось дыхание и застучало сердце. Давно я так не нервничала, но собрав остатки сил, открыла дверь. Мэйя уже сидела за компьютером и с улыбкой посмотрела на меня.

– Доброе утро.

– Доброе, – немного успокоившись. – Меня тут секретарь спросила про письма, которые мы получаем еженедельно, а я и не в курсе. О чем это она?

Мэйя немного опешив, уронила ручку и начала ее поднимать, что ж тянет время.

– Да там всякая реклама и предложения, ничего интересного, обычно выкидываю.

– Но она сказала, что они с отдела разработки. Вот я и удивилась.

Она резко встала и направилась к выходу.

– Она что-то путает, пойду, узнаю, – быстро закрыв за собой дверь.

Я подошла к ее столу и начала искать хоть какую-то очевидную зацепку. Копаться не хотелось вовсе, сделав обход вокруг стола, в глаза бросилась торчащая из мусорки кипа бумаги. В мусорке я еще не ковырялась, но мне кажется, у меня нет другого способа выяснить правду. Вытащив первый попавшийся скомканный шар, и стараясь как можно быстрее развернуть, еще раз прислушалась все ли тихо. За дверью была тишина, и я продолжила шуршать. Листок был практически пустой, только вверху слева красовалась одна надпись: «Никто тебе не поверит». Скомкав ее, схватила другой. Там было написано: «Ты совсем не думаешь о детях». За дверью послышался шум, дыханье перехватило, и я побежала к себе за стол. Споткнувшись, смахнула со стола свою кружку и разбила. Вот что творит со мной суета. Тут вошла Мэйя.

– Ты чего тут? Не поранилась?

– Нет. Может на счастье.

– Было бы неплохо.

Она села мне помогать, аккуратно складывая осколки в ладошку. Выбрасывать в нашу дырявчатую мусорку их было точно нельзя, и мы направились к утилизатору в самом конце по коридору, в противоположной стороне от кабинета. Открывая крышку бака, я случайно задела Мэйю локтем и она взвизгнула. Конечно, стараясь списать все на неожиданность, она ушла первой, оставив меня наедине с открытым баком и новой порцией размышлений. Возвращаться в кабинет не хотелось. Но