Ксения Немирович Козя

Мы вчера похоронили котёнка.

Мой муж с сыном прикопали его в высокой траве за домом.

Вынесли из комнаты завёрнутым в тот самый колючий, пахнущий шерстью коричневый клетчатый плед, под которым полюбил он засыпать днём и в котором спал на диване под стеночкой каждую ночь в постели с моим сыном.

И в последний вечер, в четверг, я запихнула его под этот плед на диване в надежде, что он быстро заснёт, и я тоже смогу лечь пораньше.

Нас не было три дня. Котёнок оставался с сыном. Сын и принёс его к нам домой, чтобы спасти от собак. У них в кафе уже был такой случай. Маленький котёнок забился куда-то в оборудование на кухне. Его достали и выпустили на улицу. А собаки тут же разорвали.

И вот случай почти повторился. Из-под холодильника вытащили маленькое истощённое существо и «выпустили» на улицу. Но в этот раз мой сын забрал его и принёс домой.

Сын мечтал о котёнке. Он сказал мне, что хочет маленького котёночка, которого сам вырастит, и который будет жить во дворе нашего недавно снятого домика. И вот, в месячное наше с мужем отсутствие, этот случай у него на работе.

Первое, что шепнул сын мне на ухо, встречая объятьями на пороге, было: «Мама, в доме котёнок». Предупредил. Вопрос очень деликатный и чувствительный в нашей семье. Даже болезненный. У мужа аллергия на животных. Астма. Аллергическая астма. Все наши попытки завести котика заканчивались его болезнью с выздоровлением только после исчезновения домашнего любимца. Но сейчас у нас был двор, где мог бы жить котёнок.

И я увидела его! Худенькое хрупкое создание крошечным комочком сидело на квадратике свёрнутого пледа на стылом полу холодного холла перед включенным обогревателем.

Таких маленьких котят я ещё никогда не видела такими тощими! А у меня большой опыт «кошачьей мамы» в детстве. Мы с младшим братом каждое лето возились с бездомными котятами: кормили, купали, промывали глазки, иногда носили к ветеринару.

Но такие маленькие всегда были кругленькими, а этот – тонюсенький, как палочный человечек. И такой трогательный! Такой жалкий и беззащитный.

Я пыталась отпоить его водичкой и молочком. Приняла дневную эстафету у сына, пока тот был на работе. Я старалась его накормить, согреть, выгулять на солнышке. Я всё время носила его на руках, как капризного младенца. Он был кроткий и благодарный. Тыкался «целоваться» сухим носиком, иногда играл, но всегда истошно пищал, гонялся за нами и взбирался по нашим ногам, требуя взять его на руки, как только оказывался на полу. Там он только понемногу ел и пытался пить, когда я сажала его на подстилку перед мисочками. Или послушно и старательно делал всё, что нужно, когда опускала в кошачий туалетик. Потом мыли лапки – и снова на ручки.

А по ночам сын чутко спал с ним рядом, опуская на пол и поднимая на диван по его требованию, и снова заворачивал спать в колючий шерстяной клетчатый плед.

Мы не спешили его назвать. В нашей семье имена не давались лишь бы как. Вот только брат в переписке в ответ на моё: «Не вижу имя, просто крохотная пушистая козявочка» стал называть его «Козя», ожидая, что настоящее имя отыщется.

Мы так его и не назвали, когда уехали на три дня на подработку в другой город. Вспоминали, жив ли? Но как-то без особой тревоги. Пожалуй, даже немного равнодушно. Признаюсь – слегка цинично.

Но, вернувшись домой тёмным вечером после длинного утомительного дня, обнаружили, что жив. И как-то даже не смогли обрадоваться этому, шокированные кошмарным запахом в комнате, где жил котёнок. Сын почти всё время был на работе и не успевал прибирать за ним.

Муж приоткрыл колючий шерстяной плед, и Козя сел на краешке дивана, ещё более невесомый и тоненький. Но такой светленький и с такой шелковистой шёрсткой…. И с ещё больше выступившими хрупкими костяшками под ней. Маленький мягонький живой кошачий скелетик.

Так обрадовался мне! Потянулся доверчиво носиком к моему лицу….

А меня пришибло вонью. Я вдруг отупела. Подержала на руках. Предложила молочко. Убедилась, что в мисочках есть еда и водичка на ночь. Ещё немного погладила. И «отложила» на завтра, запихнув опять под плед. И он сразу затих. А я сразу ушла. Хотя обычно я ещё долго гладила его под пледом, успокаивая и усыпляя.

А сейчас сразу затих. Не шелохнулся. И я ушла спать. Удрала. От жуткой вони. От решения проблемы. Отложила на завтра. Только открыла окно.

И на следующее утро не кинулась первым делом проверить, как он.

Котёнок впервые спал сам, без сына. Окно открыто – в комнате прохладно. Электропростынь включена на слабый обогрев. Сын включил, когда вернулся с работы. Зловония не стало меньше. Сын не смог здесь спать. Только включил элекропростынь, чтобы котёнок не замёрз.

Горшок, похоже, не убирался, и котёнок пользовался не только им, но и всем полом в наше трёхдневное отсутствие. Я открыла огромную стеклянную дверь. Впустила в комнату свежее солнечное утро.

Но проверять котёнка не стала. Подумала, что спит. Понимала, что слишком слаб. Эгоистично не будила. Хотела сначала спокойно позавтракать. А вот муж пошёл проверить, жив ли. Заглянул и опять прикрыл его пледом.

Нет. Уже не был жив. Козя умер.

Он так и пролежал в своей постельке под пледом всё утро. Я так и не посмотрела на него. Только выключила электропростынь.

Мы подождали, пока проснётся сын. Сын принёс котёнка в дом. Сын и вынес его из дома. Прямо в любимом котёнком колючем, пахнущем шерстью, коричневом клетчатом пледе.

Похоронили его за домом. В гигантской траве. Прикопали неглубоко. Муж мне сказал. Земля каменистая.

***

Нет. Это не печальный рассказ. Не в этот раз. Я записала не для того, чтобы вы расплакались. Я написала потому, что это начало истории.

Я собираюсь выкопать котёнка. Я не просто так спросила у мужа, где его похоронили и глубоко ли.

Я выкопаю его. Сама. Мне не нужны чужие сомнения. Мне нужна только вера. А пока она – только у меня.

Веры не было, когда котёнок болел. Я сомневалась, могу ли молиться за него и приказывать болезни именем Иисуса отступить от него. Я не была уверена, имею ли на это право. Я не знала, спас ли мой Господь и животных. Умер ли и за них? Я просто не понимала.

И вчера, когда котёнка не стало, я только плакала. Когда никто не видел. Иногда выла. Если никто не слышал. Или орала. Как только оставалась хоть на минуту одна.

Я плакала, как только заходила в пустой дом. Пока меня никто не видел и не слышал. И особенно, когда все разошлись спать.

Только не я. Я не могла спать. Я пыталась понять. Что это, Господи? Что со мной не так? Где же правда?

И я увидела её. Сразу, как только посреди ночи попыталась почитать Библию в телефоне. Вот она – самое начало той же самой главы, которую перечитывала