путались, в голове гремело. Неготовый к такому объему паранормальной энергии ребёнок наблюдал, как изувеченный мотоциклист тянет к нему уцелевшую руку. Ладонь с вывихнутым мизинцем проплыла над макушкой. Страшный не тронул – резко одёрнул и рухнул навзничь. Прочие тоже, подходя вплотную, в последний момент нехотя отступали. Дёргались. Обескровленные лица принимали странные выражения.

Ярик оказался в шаге от того, чтоб расцарапать себе виски до кости. Не иначе, как раскалённые винты вкручивались в череп. С нажимом, по швам, чтоб с хрустом! В мозгу стремительно рушились все защитные барьеры. В дикий пляс пустились интуиция и холодный разум, сомнения и убеждения. Слова родились прежде оформленной мысли:

– Им что-то мешает…

– Ты б..!

– Мешает! Дай!

Как Игнат хватал своих жертв, так его грубо схватили. Ледяная ладонь накрыла кулак, поранилась о нож. С дрожащих губ сорвался мат.

Многолюдно. Особенно для кладбища. Особенно ночью. Толчея обезображенных душ. Просочилась скверна на физические уровни. Потянуло сыростью. Воздух задышал, тяжко, точно больной зверь. Ярику было не до того. Не до очевидных аномалий.

Девушки. Армия молодых шатенок сопровождала их скромное трио. На манер личной охраны президента, десять или больше (не разглядеть) красавиц являли собой живой щит. Понурые, угрюмые. С бороздой на шее или раной в груди. Кому кровь не пропитала одежду – залила белки.

«Упустил», – сходил с ума Ярик. – «Вот это! Чтоб тебя, почему?!»

Обнаружились очень близко. Достаточно, чтобы дружно разорвать Игната на куски. Чтобы задушить, глаза выдавить. Тот бы и понять ничего не успел! Ярик ненароком поймал волну коллективного безумия. Уже буквально видел скорое будущее, окроплённое фонтанами крови. Только протяните руки. К нему. А они – от него. Расталкивали тех, кто подступается.

Вялая перепалка. Местные мертвецы брали числом, однако заступницы не собирались сдаваться. Дорогу! По их поникшему виду можно было рассудить, что служба им в тягость, если бы не детали. Мимолётный матерински-заботливый взгляд первой. Вторая заправила его непослушную прядь волос за ухо. Ладони третьей на плечах, чтоб не гнулся.

Бабушка… бабушка, праправнучка той самой ведьмы, помаленьку посвящала внука в дела рода. Объясняла, по каким законам работают проклятия. Будучи явлением грандиозным, они требуют много пищи, много места. Самоподдерживающаяся система. Чёрная воронка разрушительной мощи ставится наравне с Везувием. То, что отхватывает всякий причастный к сему – лишь ветер у обрыва. Лёгкий ласковый бриз. Настоящее проклятие нежизнеспособно в живой душе. Не умещается! Земля, вода может удержать потусторонние материи, но не человек. Ни при каких исключениях.

Не человек. Недостойный. Незнающий. Не подозревающий о широте своей власти. О природе своего чертовского везения. Парадоксальная помощь. Жертвы подчинились убийце. Своему «кресту». Как умеют, способствуют вступлению в «клуб» новых подружек. Вот же оно – истинное беззаконие и безумие! Все уровни реальности в руках бездарной обиженки! Достойные соперники вселенского зла – пьяница Джек и тюфяк Игнат.

Бабушка рассказывала, а теперь внук самолично узнал, что есть воронка. Что есть проклятая любовь.

Девушка с растрёпанной косой, прикрывающая мальчика, случайно заметила, что он её видит. В потухших карих глазах мелькнуло удивление. Приложила указательный палец к губам. Тот понял просьбу, очень медленно повернул голову. Взбешённый дуростью мальца, Игнат оскалился, намереваясь высказаться. Утратил весь запал, только взглянув на его лицо. Не так испугало уродство покойников, как белизна этой кожи и синь этих губ. Но последним издыхании Ярик выдавил:

– Ты… Т-ты-ы..!

Глаза закатились, тело обмякло. Игнат едва успел подхватить. Наловчившийся таскать, ребёнка удержал и одной рукой.

– Ксюнь, отпусти-ка меня.

– А?.. Ярик! Братик!

– Тише, – укладывал, прислушивался. – Живой. Сдал пацан… Да угомонись! Дай отдохнуть человеку.

Будто в один миг не стало этой толкотни вокруг. Наседка Аксинья торкала и щупала спящего. Игнат прикрикнул. Отцепилась. Подняла обронённый фонарь.

Хромой тандем сестры и брата вменял жалость. О бидончике с земляникой спохватились поздно. Счастливая потеря. И без него тяжело. Ярик едва ноги волочил. Аксинья, сгорбившись, то ли поддерживала его, то ли наваливалась сверху. Живые костыли.

Один Игнат был как огурчик. Оставив кладбище позади, бережно уложил мальчика на траву. Разбудил, осторожно похлопывая по щекам. Тот в долгу не остался – с перепугу съездил ему по морде. Закричал, чтобы никогда и близко к нему не подходил. От истерики сдурел, окрестил чумой и бесом. Но, кажется, Игнат не обиделся. Теперь, озаряя путь умирающим фонарём, то и дело поглядывал на них, готовый в любую секунду подхватить и понести на трясущихся руках. Его, её, а то и двоих. Настолько он делался раздражающе бодрым.

Ярик же ощущал себя больным. Какая безымянная зараза вгрызлась под кожу и пьёт по капле. Лихорадка затравила, взгляд возымел тупую дикость. Игнат воодушевлялся. Тьма парила вокруг ясновидящего рваными лоскутами. Пыхала электрическими импульсами. Источаемая им враждебность немедленно пряталась куда-то, когда сестрёнка прижималась щекой к всклоченной голове, гладила по плечу, целовала в макушку. Игнат умилялся.

На фоне чёрных домов небо посинело. Впору порадоваться, что теплится рассвет, если бы наручные часы не отсчитывали третий час. С появлением заборов и крыш возникло инстинктивное чувство какой-никакой защищённости, «угла». Такие родные, слабые запахи печного дыма, залежалой древесины и хлева. Голос деревни – одинокий собачий лай. Чьё-то окно с зажжённой свечой на подоконнике. Сладкая дремота принимала дорогих гостей – единственных, кто ещё не спал.

На подходе ко двору Аксинья перекрутила сложную мысль в голове ещё раз. Как учили – разбирать по кубикам и проговаривать. Бабушка в Пензе – лечится. Дедушка тоже лечится. По-своему, безвылазно, огненной водой. Сейчас, по опыту, должен видеть пятый сон. Дед, может, даже и не заметил, что дети ушли с концами. А если обнаружит поутру незваного гостя – разбуянится, мама не горюй! Аксинья не хотела испытывать удачу. Объяснилась с Денисом. Извинялась, мялась.

– Всё в порядке. Сам не хотел напрашиваться. Мне бы только такси вызвать. От вас можно?

Нахмурила лоб.

– Ой! А деда Коля, поди, спит.

– Деда Коля?

– Сосед наш. У него телефон есть.

– А у вас что, – никак не брал в голову Игнат, – У вас что, нет? Совсем?

– Совсем, – потупилась Аксинья, но тут её глаза вспыхнули. – Да