руку. Я выпорхнул, и тот зацепил за крыло. Я не противился, не было смысла.

– Главное, сначала стравить, – приговаривал он.

Этого и не требовалось, я прыгнул на противника первым. Началась битва. Тот наносил удары, и я несколько пропустил, но в итоге добил его клювом. Петух упал, подрагивая конечностями. Он был жив, но ненадолго. Толпа аплодировала.

– Он хорош! – закричал пузатый. – Я куплю его Хельга! За сколько отдашь?!

Хозяйка согласилась на символичную сумму, не смысля в мужских затеях. Поутру толстяк должен был прийти за мной, и Матео проплакал всю ночь. Даже из курятника я слышал его рыдания. А утром, как только солнце осветило ферму, меня сонного вытащил Родриго, засунул в коробку, и увёз на грузовике».

Хуан вновь размял крыло и посмотрел в щель наверху. Теперь она наполовину заслонялась тем, чем пьяница подпёр коробку. Он продолжил.

«Я был так счастлив, когда увидел Матео! Оказалось, его отец решил подзаработать на мне сам. Как бы не умолял сын, он не ослабил хватку. Помню выход в свет на задворках продуктового магазина. Там собралось множество людей, готовых делать ставки. Пожилой человек с огромной родинкой на лице спросил имя бойца. Родриго растерялся, а потом сказал:

– Пусть будет Хуан.

Кто-то поблизости смешливо крикнул:

– Альберто!

Старик так и записал. Вот, как я приобрёл имя. Благодаря ему на меня, по первости, ставили крупные суммы.

Тот бой, как в тумане. Они одели мне на ноги какие-то штуки, острые, словно бритва. Загон. Крики толпы. Противник светлый, с алым гребнем, крупный. Он резанул меня по крылу, хлынула кровь. Я вертанулся, выставил ногу, и у него из горла вырвался кровавый фонтан. Ликование толпы заражало, разжигало адреналин, распространяло по венам. Долго ещё я не мог успокоиться. Помню, как мне зашивали крыло, и бледное лицо Матео. Моя жизнь никогда не была легка, ведь всегда существовал риск быть съеденным. Я родился таким и не мечтал о свободе. Да, и что бы я делал, будь свободен? Возможно, поэтому быстро втянулся, и побеждал бой за боем.

Слухи разнеслись по округе. Как-то перед выходом, я услышал:

– Хуан Альберто? Петух? Мой «Ураган» его уничтожит!

– Смейся, смейся. Поживём, увидим. – «Ураган» стремительно умер.

Я научился пользоваться лезвиями, которые крепились к шпорам. С каждым разом становился опытнее и сильнее, разрезая плоть и кромсая на куски. Конечно, кое-где и мне попадало, шрамы украсили кожу. Родриго запретил сыну ко мне приближаться. Я больше не был ручным. У меня появилась цель. Я убивал. Отчасти, из-за безысходности. Отчасти, ненавидя себе подобных. Иронично, не правда ли? Со временем я стал агрессивен и нелюдим, и жил ожиданием нового боя.

Мы колесили из города в город, пока не оказались в мегаполисе. Первый бой на новом месте. Клуб. Подвал. Затхлый запах пота и алкоголя. Матео стремительно подрос и стал долговязым, за что его и дразнили сверстники. Как и меня когда-то. Когда его ударили по лицу, сердце сжалось от боли, и в голове что-то щёлкнуло. Я вышел на ринг и проиграл. Соперник изрезал меня, практически, до куриного стейка. Родриго остановил бой. Зашивали долго, ещё дольше лежал. Матео был рядом, поил с ложечки. А, как только я окреп, хозяин вновь занёс в список смерти. На этот раз мне предстоял самый важный в жизни бой – с петухом, прославившимся на весь подпольный мир. Родриго, в любом случае, получит за меня кругленькую сумму. А я. Ну, что я? Ослаб, прозрел и не хочу этого больше. Попытки сбежать не удались, и хозяин засунул в коробку».

Хуан посмотрел в щёлку, встречая утро, быть может, последнего дня. Лапы слегка задрожали.

– Что ж, уйду хотя бы красиво, – пробормотал он и начеркал ещё несколько строк:

«Матео, прости. И прощай! Если найдёшь письмо в коробке, знай, это не шутка, и Хуан действительно умел писАть. А ещё он умел любить! И никогда тебя не забудет!»

Он закончил историю. Оставалось узнать, чем она кончится на самом деле. Шум толпы приближался, коробку потряхивало. Свет резанул глаза, но они вскоре привыкли и стали различать очертания. Каково же было его удивление, когда узнал место! Старая ферма! Та самая, принадлежавшая когда-то Дону! На заднем дворе поставили загон. Толпа окружила его и ожидала сражения. На доске красовалась огромная надпись: «Хуан Альберто против Киллера». Ставки были высоки, и все на его кончину.

Он обернулся, увидел мать и сестру. Хозяйка не состряпала из них суп, и счастье разлилось по сердцу. Неподалёку сидел лишившийся усов, старый Мяус. Хуан смотрел на людей, которые, выкрикивая ставки, трясли деньгами. Они и были настоящими животными. Он гордо задрал голову, пока ему на шпоры надевали острые лезвия. Противник был крупнее, мощнее, опытнее, лоснились перья, не тронутые в боях. А его редели, демонстрируя голую кожу и шрамы.

Прозвучал гонг. Началось сражение. Хуан курсировал, Киллер нападать не стремился. Толпа кричала. Стиснув клюв, он решил себя проявить. «Помирать, так с музыкой!», – подумал боец и сделал выпад ногой, помогая крыльями парить долю секунды. Киллер отпрянул, и ринулся в атаку. Он напирал, ударял клювом неожиданно, сильно. Вот уже в ход пошли шпоры! Хуана не слабо изрезало, но и противник пропустил несколько смачных ударов. Один из них был стратегически верным – порез лапы. Раздался гонг, перерыв. Ему зашили порезы, Киллеру лапу.

Матео, бледный, как мел, смотрел на друга взглядом, в котором искрилась надежда. Очередной гонг, бой продолжился. Передышка пошла на пользу обоим. Киллер вновь атаковал, а он уворачивался. Рёв толпы заглушал остальные звуки. Хуан уловил нужный момент, и резанул шпорами по крылу оппонента. Тот пошатнулся. Он прыгнул сверху, чтобы завершить начатое, но Киллер перевернулся и воткнул ему шпору в живот. Брызнула алая кровь, во рту пересохло. «Я не сдамся», – решил он, вонзая лезвие противнику в грудь. Киллер закрыл глаза, испуская последний вздох, а он откинулся на спину и лежал кверху лапами. Жизнь покидала тело. Матео плакал, прижимая к себе окровавленную тушу. А он смотрел на мальчика, которого считал своим другом. Того, кто оказался другим среди жестокого мира сородичей. Кто был к нему добр. И вдруг понял: «Я ухожу там, где начал свой путь». В тот же миг, подобно прекрасной жар-птице, душа выпорхнула и зависла над фермой. Он видел, как плакали те, кого он любил и покинул. Было грустно, но лишь отчасти.

– Так вот какая ты свобода! – ветерок разнёс слова, эхом унося в далёкие дали.

Душа поднималась выше и выше, пронзая пушистые облака, а ему становилось легче и радостнее. Он уходил, как боец, герой, победитель! Его жертва была не напрасна, а история будет жить вечно!

Парнишка читал корявые строки письма, обнаруженного на дне коробки, и плакал. Он