предыдущий.

– И что же делать? – спросил я растерянно, не понимая, к чему клонит Снеговик.

– А вот что! – наклонился он ко мне и я испугался, что ведро его сейчас свалится на землю, – Ей необходимо помочь встряхнуться, чтобы она могла собраться с силами и победить болезнь.

– И как же это сделать? – наклонив голову и внимательно глядя на Снеговика, чтобы не пропустить ни единого слова поинтересовался я.

– Хорошей встряской может быть сильное удивление, – важно произнёс Снеговик, – видишь ли, Таня уже очень долго совсем ничему не удивляется. И даже, – тут Снеговик перешёл на шёпот, – кажется, перестала верить в чудеса! Представляешь? А это очень вредно для любого человека, а уж для ребёнка – в особенности.

– Согласен, – вздохнул я, всё ещё не понимая, к чему ведёт Снеговик, – а что ещё?

– Было бы просто отлично, если бы кому-то удалось рассмешить Таню, – он приподнял вверх свою руку-ветку, словно учитель на уроке, давая понять, что то, о чём он говорит очень важно, – потому что о целительной силе смеха известно с незапамятных времён. Он помолчал и затем добавил:

– И последнее: этой девочке необходимо самой начать о ком-то заботиться… Это послужит главным стимулом, началом выздоровления, понимаешь?

Говоря откровенно, понимал я пока не очень, но мне очень не хотелось, чтобы Снеговик посчитал меня бестолковым и недостаточно взрослым для таких серьёзных бесед щенком, и поэтому я просто кивнул.

– Вот ты и будешь тем самым рождественским поводом для удивления, радости и заботы, а значит тем самым толчком к выздоровлению, мой дорогой друг! – заключил Снеговик с ликованием в голосе, после чего гордо выпрямился.

Признаться, друзья, я так и подпрыгнул на месте. Почему? Да кто ж его знает… От неожиданности и восторга, от любопытства и изумления. От того, что ещё никогда в жизни мне не говорили, что я могу помочь кому-то выздороветь.

– Но почему именно я? – мой голос звучал очень тихо, поскольку от переизбытка чувств он просто сел, и быстро добавил, испугавшись того, что Снеговик может вдруг передумать:

– Хотя я, конечно, был бы рад…

– Потому что нехорошо, когда такой славный пёсик ночует голодным в рождественскую ночь на холодной земле и не имеет не только семьи, но даже имени.

Я был так благодарен ему, что у меня перехватило дыхание и почему-то запершило горло.

– Но что если… у меня не получится? – спросил я после паузы осторожно, вспомнив недавний случай с новой уборщицей.

Мне показалось, что Снеговик прищурился, а затем ответил уверенно:

– Всё получится! Помнишь, что я говорил про чудеса, которые случаются именно в такой праздник? Или ты всё ещё сомневаешься, что я настоящий Рождественский Снеговик? – спросил он.

Конечно же, я замотал головой так, что мои собственные уши захлопали на ветру, как лопасти игрушечного пропеллера.

– Нет, я верю, верю, – добавил я, чтобы убедить его наверняка. И Рождественский Снеговик улыбнулся:

– Ладно, малыш! Не переживай, всё будет хорошо, уж я за этим прослежу… А после, он рассказал мне, что надо делать.

Вот так и получилось, друзья, что с наступлением утра, да не какого-нибудь, а самого лучшего в мире – рождественского утра, я сидел перед квартирой № 67 и скрёб лапой дверной порог. Так велел Снеговик. Он говорил, что если делать это настойчиво, то рано или поздно дверь откроется. Так и случилось. Прошло совсем немного времени, я услышал за дверью негромкие голоса и затем она отворилась. Из неё выглянул мужчина в спортивном костюме, с полотенцем на плече и с удивлением посмотрел на меня. От Снеговика я уже знал, что это папа заболевшей девочки Тани.

– Ну и ну! Это кто же к нам пожаловал? – проговорил он растерянно, явно не зная, что делать дальше, – Так вот откуда эти звуки…

Я изо всех сил старался показать себя с лучшей стороны, сидел смирно, неугомонным хвостом своим вилял очень аккуратно и при этом вежливо улыбался.

Хотя это было очень трудно, друзья, потому что из кухни доносились такие запахи, м-м-м, что у меня кружилась голова.

– Кто там, Павел? – спросил приятный женский голос. И в проёме двери возникла Танина бабушка, о ней мне тоже рассказал Снеговик. От неё, также как и от папы девочки и от всей их квартиры исходило живительное, благотворное тепло. Можете мне поверить, уж в этом я не ошибаюсь. Так пахнут хорошие и добрые люди.

– Ух ты! – сказала бабушка, – До чего забавный, – И чей же это? Может, соседский? – спросила она у сына. Тот пожал плечами, а я так хотел убедить их, что нет, я никакой не соседский, я именно к ним, да, да! И направлен самим Рождественским Снеговиком, что совсем забыл, о чём он ещё предупреждал меня и неожиданно несколько раз звонко гавкнул.

Тут началась небольшая суматоха. Бабушка всплеснула руками, где-то на этаже мне немедленно густым, сочным лаем ответило сразу несколько собак, Танин папа громко засмеялся, а из противоположной двери, кто-то высунул голову и строго потребовал: «Сейчас же перестаньте хулиганить!»

За всем этим только я один расслышал чей-то слабый голос, доносящийся из комнаты:

– Папа, бабушка, что случилось?

И больше, друзья, я уже не раздумывал. Я проскочил между папой и бабушкой, пронёсся по коридору, безошибочно свернул к комнате девочки Тани, но споткнувшись на пороге, кубарем влетел в дверь детской. Когда я, наконец, принял приличествующую воспитанному псу позу, то помимо того, что я тяжело дышал, вывалив язык, одно ухо у меня было поднято вверх, а другое полностью закрывало глаз.

Другим, открытым глазом я заметил светлую комнату со множеством игрушек, шкаф, стол, стул и кровать. В кровати сидела бледная девочка с широко распахнутыми от удивления глазами, которая оценив, вероятно, по достоинству мой бравый вид, вдруг звонко рассмеялась.

В эту же минуту в комнату вбежали папа и бабушка. Они ошеломлённо смотрели то на меня, то на девочку, после чего бабушка поднесла к глазам край фартука и вышла из комнаты. Как я узнал потом, до этого момента Таню, оказывается, уже очень давно никто не видел смеющейся. Вот бабушка и не выдержала нахлынувших на неё чувств.

А папа потрепал меня по голове и сказал с усмешкой:

– Хорош!

И в следующее мгновение Таня, откинула одеяло и вдруг несмело встала на ноги. И сделала несколько шагов! Она осторожно опустилась рядом и погладила меня. А затем посмотрела на своего папу радостными глазами и прошептала:

– Спасибо!

А папа замотал головой, собираясь сказать, что он тут ни при чём, но не смог вымолвить ни слова. Мы так и сидели обнявшись втроём долго-долго. А бабушка иногда заглядывала к нам, качала головой и улыбалась сквозь слёзы. А потом мы пошли есть рождественский пирог.

Я сидел возле Тани и думал о