- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (182) »
Фридрих ГОРЕНШТЕЙН Избранное в трех томах ИСКУПЛЕНИЕ Повести, рассказы, пьеса II
ДОМ С БАШЕНКОЙ
Мальчик плохо различал лица, они были все одинаковы и внушали ему страх. Он примостился в углу вагона, у изголовья матери, которая в пуховом берете и пальто, застегнутом до горла, лежала на узлах. Кто-то в темноте сказал. — Мы задохнемся здесь, как в душегубке. Она все время ходит под себя… В конце концов здесь дети… Мальчик торопливо вынул варежку и принялся растирать лужу по полу вагона. — Почему ты упрямишься? — спросил какой-то мужчина. — Твоя мама больна. Ее положат в больницу и вылечат. А в эшелоне она может умереть… — Мы должны доехать, — с отчаянием сказал мальчик, — там нас встретит дед. Но он понимал, что на следующей станции их обязательно высадят. Мать что-то сказала и улыбнулась. — Ты чего? — спросил мальчик. Но мать не ответила, она смотрела мимо него и тихо напевала какой-то мотив. — Ужасный голос, — вздохнули в темноте. — Ничего не ужасный, — огрызнулся мальчик. — У вас самих ужасный… Рассветало. Маленькие оконца товарного вагона посинели, и в них начали проскакивать верхушки телеграфных столбов. Мальчик не спал всю ночь и теперь, когда голоса притихли, он взял обеими руками горячую руку матери и закрыл глаза. Он заснул сразу, и его мягко потряхивало и постукивало спиной о дощатую стенку вагона. Проснулся он тоже сразу от чужого прикосновения к щеке. Поезд стоял. Дверь вагона была открыта, и мальчик увидел, что четверо мужчин несут его мать на носилках через пути. Он прыгнул вниз, на гравий железнодорожной насыпи, и побежал следом. Мужчины несли носилки, высоко подняв и положив на плечи, и мать безразлично покачивалась в такт их шагам. Было раннее, холодное утро, обычный в этих степных местах мороз без снега, и мальчик несколько раз спотыкался о примерзшие к земле камни. По перрону ходили люди, некоторые оборачивались, смотрели, а какой-то парень, лет на пять старше мальчика, спросил у него с любопытством: — Умерла? — Заболела, — ответил мальчик, — это моя мама. Парень с испугом посмотрел на него и отошел. Носилки внесли в дверь вокзала, и мальчик тоже хотел пройти туда, но медсестра в телогрейке, наброшенной поверх халата, взяла его за плечо и спросила: — Ты куда? — Это ее сын. — сказал одни из мужчин и добавил: — А вещи где ж? Эшелон уйдет, без вещей останетесь… Мальчик побежал назад, к эшелону, но запутался и оказался на городской площади с противоположной стороны вокзала. Он успел заметить очередь на автобус, старый одноэтажный дом с башенкой и старуху в шерстяных чулках и галошах, торгующую рыбой. Потом он побежал назад, однако железнодорожные пути у перрона оказались пустыми, эшелон уже ушел. Мальчик еще не успел испугаться, как увидел свои вещи, сложенные на перроне. Все было цело, кроме кошелки с лепешками и сушеным урюком. — Твои вещи? — спросила женщина в железнодорожной шинели. — Мои, — ответил мальчик. — А что в этом узле? — И ткнула ногой грязный, сплющенный узел. — Мамины фетровые боты, — сказал мальчик, — и два ватных одеяла… И коричневый отрез… Женщина не стала проверять, взяла узел и чемодан, а мальчик взял другой узел и чемодан, и они пошли к вокзалу. Они внесли вещи в теплый зал, где на деревянных скамьях и прямо на полу сидело много людей. — Я в медпункт, — сказал мальчик, — у меня мама заболела. — Я твои вещи караулить не буду. — Ну, еще немного, я уплачу. — Дурень, — поморщилась женщина, — я ведь на работе. Но мальчик уже выбежал на перрон. Он с трудом нашел двери медпункта. На клеенчатой скамье кто-то лежал, вытянувшись, и мальчик глотнул несколько раз тяжело и, подойдя, увидел руку с синими ногтями. Только тогда он заметил, что это незнакомый старик. Лицо его было накрыто носовым платком, и две женщины сидели рядом, сгорбившись. Одна, помоложе, плакала, а другая, постарше, молчала. Мальчик быстро отступил назад. — А где моя мама? — спросил он и огляделся. Из боковой двери вышла медсестра в телогрейке. — Мать твою в больницу отправили, — сказала она. — В какую больницу? — спросил мальчик. — У нас в городе одна больница… Сядешь на автобус, доедешь… Тогда он вспомнил про площадь, и очередь, и дом с башенкой, и старуху в шерстяных чулках, торгующую рыбой. Он вновь побежал по другую сторону вокзала и увидел все это. Он стал в очередь за какой-то меховой курткой с меховыми пуговицами на хлястике. Но автобуса все не было, и он побежал через площадь, оказался на узкой улице, среди старых, деревянных домов, и здесь вспомнил, что не знает, где больница. Улица была пуста, лишь у обмерзшей льдом водопроводной колонки две девочки играли с собакой. — Где больница? — спросил он, но девочки посмотрели на него, рассмеялись и убежали в калитку, а собака подскочила к его пяткам и, оскалившись, залаяла. Мальчик поднял кусок льдышки и кинул в собаку. Она завизжала. Из калитки вышли женщина в ушанке и две девочки, незаметно строящие ему рожи. Женщина начала что-то кричать, мальчик так и не понял, почему и что она кричит. — Где больница? — тихо спросил он. Женщина перестала кричать. — Ты идешь не в ту сторону, — сказала она, — перейди через площадь и садись на автобус. Мальчик повернулся, пошел назад и опять увидел дом с башенкой, очередь и старуху, торгующую рыбой. Он стал в очередь за шинелью с подколотым пустым рукавом, и автобус опять долго не появлялся. Тогда он спросил у шинели, где больница. — Это далеко, — сказала шинель. — Видишь трубу? За трубой еще с километр. На автобусе надо ехать. Но автобуса все не было, и мальчик пошел по направлению к трубе. Сразу же в начале улицы его обогнал автобус. Мальчик шел очень долго и за это время успел привыкнуть к тому, что мать его в больнице, а он остался один среди незнакомых людей. Главное было теперь добраться до трубы и найти больницу. В дороге его еще несколько раз обгонял автобус. Вблизи труба оказалась громадной и ржавой, на кирпичном фундаменте. Мальчик постоял немного, отдыхал, держась рукой в варежке за проволоку, идущую от трубы к земле. Проволока была скользкая и холодная. Потом он пошел дальше, и какой-то прохожий показал ему больницу. Мальчик поднялся по ступенькам, вошел в коридор и наткнулся на женщину в марлевой косынке. — Ты куда, — сказала женщина и растопырила руки, — ты
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (182) »