Литвек - электронная библиотека >> Павел Ха >> Современная проза и др. >> Отец марионеток >> страница 4
пойдем, пойдем…

– Пойдем, – покорно согласился Фео. Теперь уж точно все равно. Нити не помогут.

И тут он услышал мелодичный голосок, который журчащим колокольчиком зазвенел в душе. Фео сразу узнал его. Во всех своих спектаклях он сам озвучивал своих кукол, но в голове его всегда звучали их настоящие голоса. Каждый их них говорил по-своему, и кукловод, посмеиваясь над собственной хрипотой, всегда жалел, что зрители не могут услышать то, что слышит он. И вот теперь нежный, напевный голос принцессы Алель ласково прошептал: «Последнее желание…»

– Последнее желание! – отчаянно выкрикнул старик, хватаясь за эти слова, как за соломинку.

Граф недовольно сдвинул брови, но тут же равнодушно пожал плечами.

– Хорошо, – сказал он. – Чего ты хочешь?

Фео шагнул к стражникам. Он брал их за руки, трогал панцири, заглядывал в лица и бессвязно бормотал: «Хорошие доспехи… Отличный шлем, прочный, да… О, этот меч, наверняка острый…»

– Да он рехнулся! – воскликнул чей-то голос. Но кукловод не обратил на него внимания. Ему крайне важно было дотронуться до всех в отряде, потому что от каждого, до кого он дотрагивался, тут же в сторону хижины протягивались прозрачные серебристые нити. Только графа Валлена Фео трогать не стал, потому что об этом предупредил тревожный голосок принцессы.

Вот как, думал старик про себя, значит, вы решили так? Мы сделаем их марионетками и заставим перебить друг друга? И путь свободен? Десяток мертвых тел и кровь, страх и ужас – достойная плата за свободу? Но разве этому мы служили, разве это мы несли людям? Мы прожили длинную, трудную и интересную жизнь, а в итоге что? Представление, достойное Берта?

Нет, воскликнул в душе Фео, я не хочу. Пусть уж лучше меня повесят! Не надо!

И вновь ласковый успокаивающий голосок принцессы прозвенел еле слышно и затих.

Ладно, решил кукловод и увидел, как до звона натянулись серебристые нити. Пусть будет по-вашему. Он отступил к хижине, сжал кулаки и отчаянно выкрикнул:

– Начинайте!

И зажмурился, ожидая услышать звон стали и ужас предсмертных криков.

Но в наступившей гробовой тишине вдруг кто-то запел. Голос был грубый, он хрипел и фальшивил, но Фео ясно слышал, как ему вторит другой, чистый и нежный голосок.

И тогда старик открыл глаза.

Стражники пели и танцевали перед потрясенной людской толпой. Выходило это довольно неуклюже, но невидимые нити помогали, и с каждой нотой, с каждым па, у этих странных актеров получалось все лучше и лучше.

Граф Валлен, широко распахнув изумленные глаза, смотрел на неожиданно сошедших с ума воинов, он хотел им что-то сказать, но не мог произнести ни слова.

Старый Фео тоже в недоумении глядел на происходящее. Он не сразу понял, что происходит, но потом его вдруг озарило!

Стражники играли его любимый спектакль – «Легенду о принцессе Алель».

Рядом всхлипнул палач. Было странно видеть, как слезы текут по его глупому лоснящемуся лицу.

Вельможа пришел в себя. Он тронул поводья, осторожно объехал танцующих и приблизился к старому кукловоду. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза.

– Ты странный человек, – сказал, наконец, граф Валлен. – Играешь марионетками, как людьми, и людьми, словно марионетками. Кто ты? Великий чародей?

Старик покачал головой.

– Нет, господин, – честно ответил он, – я не чародей. Я всего лишь бедный кукольник. Мои куклы – все, что я имею в этой жизни.

– Кто бы ты ни был, – сказал граф, – покинь этот город. Чем скорее, тем лучше.

Он снял с пояса тугой кошелек, бросил кукловоду и приказал:

– Отпусти их.

Старик подбросил кошелек на ладони и спрятал в карман.

– Довольно! – произнес он.

Светящиеся нити тотчас погасли. Стражники еще какое-то время приплясывали по инерции, затем почувствовали свободу, завопили в ужасе и бросились бежать. Зрители брызнули от них врассыпную. И только граф спокойно развернул коня и невозмутимо поехал прочь.

Вскоре поблизости не осталось ни одной живой души. Лишь старый кукловод Фео стоял возле своей хижины с петлей на шее и смотрел в темнеющее закатное небо.

И смеялся.

И плакал.

А за спиной его тонко подрагивали сверкающие серебристые нити.