гнуса едучего подняла бы руку, а?! То-то же, — дед с седой бородой и на голове которого несмотря на сорокаградусную жару была одета шапка- ушанка, многозначительно поднял палец вверх.

— А и впрямь ведьма! — заголосила бабка, стоящая с ним рядом. — Вы поглядите наряд какой, срамота! Плечи открыты, ноги открыты, это штож за наряд то такой? Девка и в штанах! Да ещё и коротких таких! Стыдоба! Ой, стыдоба! Она наших мужиков пришла соблазнить и увести! — и бабка быстро сдернув с головы платок накинула его на своего деда, закрыв ему глаза.

Несколько стоящих рядом женщин последовали ее примеру.

— Да у неё волосы зелёные, какая ж ведьма то. Я вчерась точно такую же лесавку на болоте видел, — раздалось откуда-то из толпы. — Да это она и есть, та же самая. Видать за мной пришла, чем-то я нечисть лесную потревожил, обидел, вот она и пришла … за мной… Окаянная…Вот так…..сокол ясный больше не взлетит… заберёт мою богатырскую головушку Лесавка да на потеху нечисти, уведёт на болота топкие, в леса дремучие. Что ж прощевайте братцы… — продолжил неизвестный, периодически всхлипывая. — Ох жизнь кручинуууушкааа, не гуляяять больше добру мооолодцу, не слушать смех девииичииий, — и тут говоривший растолкал тех, кто стоял перед ним, и, выйдя вперёд, упал на колени и заголосил: — Не губити ты меня, пожалееей! Дома дети мал-мала меньше, семеро по лавкам!!

— Какие дети! Да у тебя жены-то даже нет! — раздалось сзади, а откуда-то сбоку добавили: — Да ты вчерась с Архипом самогону наклюкался и в коровнике уснул, а потом по деревне с топором бегал, пока тебя Севьян не скрутил и обратно к бабке Лукерье не отнёс! Какой лес-то?

Из толпы послышались смешки.

— Ну, Микола, ну и устроил тут вчера.

— Ага, совсем ум пропил.

— И ничего я не пропил и не пил я вчера. Это лесавка меня заколдовала, вот я и стал на людей бросаться, — оправдывался Микола.

— Ага, это поэтому от тебя перегаром на все село разит!

— Да я сама лично у вас бутылку и отняла!

— Слухай, Архип, а мы то думали, что выпили все. — в голосе Миколы послышалась надежда. — А ну, глупая баба, отдавай нам бутыль обратно!

В этот момент Эля поняла две вещи: первая, про неё все забыли; и вторая, жить Миколе осталось считанные секунды, потому что толпа разошлась и она увидела тощего маленького мужичка, стоящего подбоченившись, а женщина, превосходящая его в росте на две готовы, а вширь так раза в четыре точно, схватила поданное ей кем-то сердобольным полено и занесла его над головой несчастного. —

— Отставить смертоубийство! — крикнул взявшийся непонятно откуда в толпе батюшка.

Глава 3. Про изгнание бесов

Эля

— Отставить смертоубийство! — крикнул взявшийся непонятно откуда в толпе батюшка. Женщина опустила полено и перекрестилась, бросаясь к батюшке в ноги:

— Ой, Господи! Нечистая попутала, святой отец! Прости, отпусти грехи, — она схватила священника за рясу и принялась ее целовать. — Лукерья, да оставь ты это, — он попытался выдернуть свои одежды из ее рук, но бабка вцепилась намертво.

— Хорошо, приходи завтра на службу, да не опаздывай. Весь молебен простоишь, а потом причащаться придёшь и на исповедь.

— Ой, спасибо, отец Никифор, вот спасибо, я тебе яичек сегодня принесу. Илюшку пошлю, соседского мальчонку то бишь, внука Екатерины, он и принесёт, — заохала Лукерья.

— Батюшка, а у меня корова молока стала мало давать, придите, окропите святой водицей. Глядишь и наладится все, — поспешила к нему ещё одна крестьянка.

— Вы зачем меня позвали? Про корову да яйца рассказать? Зачем Антип прибегал, звал меня? — не выдержал отец Никифор. —

— Да вот, нечисть из леса объявилась, да к деревне пришла, — русый мальчишка указал на меня.

— Ну и кто ты, отвечай! — рявкнул святой отец. —

— Эля. Элина Дмитриевна Прялина.

Я даже немного растерялась, не ожидая от миловидно мужчины, похожего больше на пекаря, чем на батюшку, такого громкого голоса.

— А ну-ка «Отче Наш…», — священник начал читать молитву, а я стояла и слушала ничего не понимая.

Все-таки, наверно, я и впрямь попала на съемки какого-то исторического фильма. Только где камеры, и почему съёмочный процесс не остановили из-за постороннего на площадке? А! Наверно ее перепутали с кем-то из актеров, поэтому и продолжили съемки. Нехорошо получилось, надо было это исправить и я решила остановить съёмочный процесс:

— Остановитесь. Стоп! Хватит! Вы вс… Но договорить мне не дали, в толпе кто-то закричал:

— Дьявольское отродие, она не может выносить молитву! Смотри как ломает! И пар, пар от неё идёт! Смотри- дымится.

— Точно, смотри, огонь загорается, сейчас от слова Божьего сгорит нечистая…

. — Где дым? Какой огонь? — ничего не понимая я обернулась вокруг себя несколько раз, но ничего так и не увидела.

— Эвона как ее закрутила молитва-то, — глубокомысленно изрёк кто-то из толпы.

Глава 4. О старых заброшенных домах

Эля

— Эвона как ее закрутила молитва-то, — глубокомысленно изрёк кто-то из толпы.

— Тебе сюда входа нет! — властно произнёс отец Никифор и, осенив крестным знамением ворота, захлопнул их. А с той стороны послышалось:

— Давай, поднимай засов скорее, а то ведьма войдёт, всем худо будет.

И за забором раздалось сопение, пыхтение, звук, словно на землю упало что-то тяжелое, и громкий вскрик, который быстро сменился отборной руганью. А потом все стихло, и опять послышалось пыхтение.

— Эй, пустите! — я постучалась в дубовые ворота, надеясь, что все-таки все это какая-то глупая шутка, и сейчас меня пустят.

Но тут сверху, практически мне на голову, упал пучок горящей соломы и, от греха подальше, я решила больше к забору не подходить. Потому что сверху выглядывали любопытные лица, а в руках у них был дымящийся котелок с чем-то очень похожим на горячую смолу. Решив, что с них станется окатить меня ей, я не стала рисковать и снова проситься в такую негостеприимную деревню, а огляделась вокруг, решая, как теперь быть.

Осмотревшись, заметила одинокую заброшенную избушку, стоящую на отшибе, и поплелась туда. Идти было недалеко, но шагать по пыльной дороге под палящим солнцем было тяжело, особенно учитывая все произошедшее со мной за последние пару часов. Я устала, хотела есть и пить и, вдобавок ко всему прочему, совершенно не понимала, где я оказалась и, самое главное, — каким образом я очутилась здесь. Казалось, что все это дурной сон, и стоит мне проснуться, как исчезнет и эта деревня, и шумящий вдали могучими соснами лес, и пыльная дорога.

— Ай, да чтоб тебя! — выругалась я, когда очередной слепень больно укусил