- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (32) »
Борис Пармузин Оборванная нить Повесть
Маргилан: тишина квартала ткачей
Узорные шелка... Абровые, «облакоподобные». Поражали они своей красотой, изяществом многие века. Восток восхищался хан-атласом, мастерством ткачей Бухары, Самарканда, Маргилана. Узбекский шелк живет тысячелетия. И красота его не померкла...За лето рассохлись деревянные калитки, потемнели, поржавели шляпки гвоздей и болтов. Только поблескивают, напоминая о жизни, дверные кольца. И глинобитные дувалы[1] за время зноя как-то осели, съежились. Висят комочки глины на редких соломинках. Не успел горячий ветер снести эти комочки, но много оставил следов на плоских крышах и рыхлых дувалах. Начнутся дожди... Они-то принесут новые заботы. Хорошо бы сейчас, в теплый сентябрь, все поправить, приладить. Но не у всех есть время, деньги и силы. Желтые листья прибились к берегу маленького хауза[2]. Наверное, еще никто не приходил к водоему, иначе обязательно чья-нибудь заботливая рука, пусть детская, очистила бы от сора. Таких махаллей[3] предостаточно в древнем Маргилане. И жители каждой передают из поколения в поколение имена тех, кто вырыл хауз, провел арык, посадил у хауза деревья. Есть родословная у каждого дома. Живут истории о мастерах и земледельцах. На каких только базарах не расхваливали продавцы свои гранаты и абрикосы, свою необыкновенную сочную редьку, добавляя при этом: маргиланские. То ли земля была здесь особенная, то ли умели с ней обращаться... Каждый клочок возделывался с любовью. От земли шло и другое богатство — шелк. С древних времен славится это поселение лучшими шелками. И деды, и прадеды были мастерами. Учили они своему ремеслу детей, и внуков, и правнуков. Уходили люди из жизни, оставляя краски, узоры, нехитрые станки. И все хранилось за крепкими дувалами, не такими рыхлыми, как сейчас. Всякие беды приходили в дома кустарей. А сейчас одна на всех стучится в ворота. Одна беда, непонятная, неторопливо точит старинное ремесло. Кадыр Ахмедов пережил немало. Один в пустом доме остался. И было спасение — работа. Прежде ходил он, расправив плечи, сейчас — стал горбиться. Как нашкодивший мальчишка, избегает он своих соседей и друзей. На рассвете Кадыр осторожно, оглядываясь по сторонам, выходит из дома. Не как в те давние времена, когда его ожидала работа, когда он дышал резким запахом красок и видел рождение узоров на тонких нитях. Руки Кадыра-ата, как и всех жителей тихого квартала абрбандчей[4], пропитаны красками. Люди не стыдятся этих пятен, прочно, на всю жизнь, впитавшихся в кожу. Краски из кожуры граната, косточек абрикоса, персика, из таинственных трав и на легких, нежных тканях и на коже — вечны. Сейчас, пока еще не подняли пыль ранние прохожие и солнце не добралось до глинобитных седых дувалов, шел Кадыр-ата по старому переулку. Тихо, осторожно ступал он по протоптанной тропинке, словно боялся потревожить покой махалли. Хотя — за дувалами уже давно проснулись. По звону посуды, дыму, запахам, голосам, резким и тревожным, можно догадаться, с каким настроением начинают люди свой день. Шутки и смеха не слышно. И Кадыр понимает: не до шуток сейчас. Он-то сам убегает подальше от дома, от махалли, от этих людей. Не дай бог, скрипнет чья-то калитка и выйдет навстречу человек. Что ему нового скажешь? Сосед не задаст вопроса. Учтиво поздоровается, спросит о самочувствии. Случайно у кого-нибудь вырвется вопрос о делах. А какие тут могут быть дела! Отведет Кадыр-ата глаза в сторону. Не может он врать людям. Никогда не врал. А его выступления? Его агитация за артель? По домам ходил, уговаривал мастеров не прятаться за дувалами, не скрывать дедовские секреты красок. Хорошее название дали артели: «Кизил Шарк» — «Красный Восток». Вначале дела шли удачно. Он, Кадыр Ахмедов, председатель новой кустарной артели, получал драгоценное сырье — пряжу — в райпромсоюзе. Сам Тахиров хвалил передовую артель «Кизил Шарк» и при каждой встрече повторял: — В хорошие руки отдаем пряжу. Она... — он поднимал палец вверх и торжественно замирал, — она дороже золота сейчас. Это понимал Кадыр и без слов этого серьезного руководящего человека. Простого ситца нет, а разговор идет о шелке, прочном, ярком, ни с чем не сравнимом маргиланском шелке. Тахиров в недалеком прошлом был военный человек. Он и сейчас строго вытягивается, сидя за шатким столиком с сухой чернильницей на грязной, в расплывшихся фиолетовых пятнах скатерти. Будто расплескали чернила по скатерти и громоздкую сухую стекляшку поставили в центре стола. Непонятно — для чего. Может, для солидности. У Тахирова — председателя райпромсоюза — много кустарных артелей и много дел. Раньше он заходил в мастерские, останавливался на улицах, по обочинам которых тянулись пряди нежных нитей, аккуратно уложенные на деревянные рамы. Мастер опускал пучок в кипящую краску — в одну, потом в другую, в третью. И получались нити навсегда, навечно окрашенные. Постареет шелк, износится, а эти удивительные узоры не померкнут. Тахиров понимал мастерство кустарей. Говорят, ездил он в столицу республики, в Самарканд, и там перед большими людьми говорил о делах маргиланских кустарей, объединенных в артели. И особенно хвалил «Кизил Шарк» и Кадыра Ахмедова. А сейчас при виде Кадыра председатель задумывается. Правда, месяц назад он еще успокаивал себя и говорил какие-то непонятные, не свои слова: — Временное явление... А потом, постучав согнутым пальцем по сухой чернильнице, деловито заявил: — Мы сообщим о поступлении пряжи. Сразу же сообщим в артель. Куда сообщать, дорогой Тахиров? Умирает артель «Кизил Шарк», если уже не умерла. Не пошел Кадыр Ахмедов в райпромсоюз, как вчера и позавчера, как неделю назад. Повернул к базару...
Ему на базаре ничего не нужно. Да и денег на покупку продуктов у него не имелось. Ему просто хотелось услышать новости. По настроению торговцев и покупателей можно судить о том, как меняется жизнь, что случится завтра. Жаль... Сегодняшний скучный базар похож на вчерашний. И особых новостей для себя, кустаря, Кадыр Ахмедов не услышал. Над темно-зеленой горкой насвая[5] склонился, будто заснул, сухонький старичок. Кадыр помнит его совсем другим. Когда-то этот человек шутил, переговаривался с прохожими. А сколько всегда у него было новостей! Не хочешь —
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (32) »