Отец Андерсон резко подскочил на кровати и метнулся к небольшому зеркалу, висящему в углу над раковиной. Собственное растрёпанное со сна отражение со страхом в широко распахнутых глазах посмотрело в ответ. Трясущейся рукой мужчина нащупал в верхнем ящике стола ещё одно зеркальце и попытался через отражение разглядеть собственный загривок. Видимых следов на шее не было, всё та же бледная кожа, забывшая, что такое загар, и треугольник из маленьких родинок слева. Ни царапин, ни пятен, ни ожогов — ничего, хотя Коннор мог поклясться, что кожа горит в месте контакта с огрубевшей, словно покрытой жёсткими корками, рукой нечистого создания.
Пастор задышал медленнее, вдумчивее, стараясь успокоить сбивающееся с ритма сердце. Возможно, он просто сам себя накрутил, собственное подсознание решило сыграть с ним злую шутку, воскресив в памяти чужеродное касание и отпечатав его огненным клеймом на шее. Коннор повернулся к графину, в котором остались последние капли святой воды, осторожно плеснул священную влагу к себе на ладонь, стараясь бодрящей прохладой смыть с кожи омерзительные ощущения. Кристально чистая жидкость помогла, принеся желанное облегчение и избавление от этого зуда, и священник смог взять себя в руки.
Вернувшись к раковине, он снова взглянул на свой образ в зеркале, но во взгляде не осталось и намёка на недавний страх, только серьёзность и опасение. И потемневшие круги под глазами напомнили о тяжёлой бессонной ночи, большую часть которой пастор провёл в молитвах, наивно надеясь, что они защитят его от жуткого образа, стоявшего перед глазами тёмным сгустком. Зачем этот демон пришёл в его церковь, откуда узнал имя и почему ничего не сделал, даже сказал, что не тронет? Ведь действительно не беспокоил, ушёл, как и обещал… Нет, демону нельзя верить! Исчадия ада живут лишь желанием поглощать, переманивают человеческие души, играя с потаёнными желаниями. Коннор был уверен, если демон нацелился на его душу, то он ни за что не позволит ввести себя в заблуждение, защитит себя от пагубного влияния дьявольского отродья. Но мало просто защитить себя, нужно было придумать способ, как не дать этому существу повлиять на людей вокруг, не сбить паству с пути истинного. Мужчина нервно сжал пальцы на краю раковины, понимая, что пришла пора воскресить в памяти всю информацию о демонах, что рассказывал ему отец.
Умывшись прохладной водой и приведя волосы в порядок, настоятель переоделся в привычную чёрную рубашку из плотного хлопка, такие же чёрные брюки и надел жёсткую белую колоратку, которая ошейником обняла горло. Сегодня воскресенье, день мессы, нужно было подготовить литургическое облачение и привести в порядок основной зал. До утренней службы оставалось три часа, времени было не так много, как того хотелось уставшему Коннору. Стоило поторопиться.
Аккуратно ступая по скрипучим ступеням винтовой лестницы, священник спустился в основной зал. Антураж не изменился: всё те же помутневшие от времени и непогоды витражи с ликами святых, те же белые стены, потерявшие прежнюю яркость, невычурный алтарь со скромным золотым напылением на резных узорах в центре, прямо напротив стройных рядов скамей. Ничего не могло указать на присутствие в доме Господа нечистой силы. На старом дереве не осталось даже отпечатков когтей, никаких посторонних неприятных ощущений, словно ночной посетитель стёр все следы своего нахождения здесь. Коннор мог подумать, что демон ему лишь приснился, сотканный подсознанием из разрозненных образов и представлений об этих существах. Но потухшая свеча и серебристый подсвечник, лежавшие под одной из скамей недалеко от входа, указывали, что ночью пастор спускался на первый этаж. Подобрав их с грязного пола, Коннор коротким ногтём подцепил кляксу застывшего воска, вылившегося при падении. Выкинув воск в небольшое ведёрко, он спрятал остальные находки в карман и со спокойным сердцем распахнул главные двери церкви. Свежий воздух приятной прохладой ветра проник в помещение, принеся с собой несколько оторванных жухлых листьев.
Вдохнув полной грудью воздух, очистившийся после ночной бури, пастор принялся за уборку. Мужчина достал из небольшой кладовой, располагающейся неподалёку от входа, потрёпанный временем робот-пылесос, включил своего маленького помощника в сеть, а сам принялся стирать пыль со всех поверхностей, до которых мог дотянуться без использования стремянки — старая поломалась, а с приобретением новой мужчина тянул практически месяц. Пастор, чихнув, смахнул свежую пыль, подровнял ряды скамей, заменил прогоревшие свечи на новые, подмечая про себя очередные места в стенах и на полу, которые требовали ремонта. Время и сырость безжалостно разрушали старое дерево, а сильные ливни, которые были слишком частыми гостями в этом году, ускоряли необратимый процесс.
Закончив с уборкой, настоятель заметил, что ко входу начали подтягиваться первые верующие. Хоть до мессы оставался почти час, многие из его прихода любили приезжать как можно раньше, чтобы погулять по лесистой территории, окунуться в далёкое пение птиц и шум ветра в кронах деревьев или просто занять удобное место поближе к алтарю и к самому Коннору. Пастор вышел на крыльцо, встречая каждого открытой улыбкой и пожимая протянутые руки. Мужчина и не подозревал, что за каждым его движением внимательно следят нечеловеческие глаза с отблесками адского пламени. Пока люди неспешно прогуливались по поляне перед церковью и вновь исследовали небольшие тропинки, ведущие глубже в лес, Коннор поспешил привести в порядок своё облачение. Достав из шкафа белую альбу{?}[Альба – длинное белое литургическое одеяние католического священника. Происходит от древнеримской длинной рубашки, носимой под туникой.], он придирчивым взглядом оценил её внешний вид. Немного помятая, но не критично, глажка пройдёт быстро (пастор всегда старался поддерживать литургическое облачение в хорошем состоянии). Одну за одной доставая вещи из шкафа, он аккуратно, почти нежно разложил их на своей маленькой кровати. Но стоило расстегнуть несколько пуговиц на рубашке, как желудок свело неприятным спазмом, а тело оцепенело, скованное параличом от чужого присутствия. Он снова пришёл, снова беззвучно стоял за спиной, внимательно изучая замершие в напряжении плечи. Мужчина сглотнул остатки слюны и тихо прохрипел, пытаясь выдавить из себя хоть один внятный звук, но все слова застряли глубоко в горле. Неужели аура каждого