подготовлено, и все просто ждут. Сколько бы Ивор ни суетился, он не в состоянии поторопить астрологические сочетания, управляющие наукой предсказаний.

Эхо шагов поднимающегося по винтовой лестнице жреца разносилось по маяку. Множество библиотек, кабинетов, лабораторий внутри башни сейчас пустовали. Все поднялись в обсерваторию в ожидании, когда выстроятся звезды. Неприятное ощущение — знать, что среди этих покоев и коридоров ты совершенно один. Неприятное и зловещее. Такое одиночество сильно отличается от уединения в храмовой келье размышлений. Там ты все равно знаешь, что вокруг есть другие люди. Здесь же ты один. Первобытная, иррациональная часть сознания усиливала каждый случайный, долетевший до ушей звук. Махьяр никогда бы не признался, что способен понять обретенных, выдумавших байку о блуждающем здесь призраке Хранителя. Слабая капель в какой-нибудь дальней комнате превращалась в крадущиеся шаги. Сквозняк из щели в стене казался прикосновением призрачных пальцев. Суеверие это вполне справедливо осуждалось, но Махьяр понимал, почему оно сохраняется.

Одолев треть пути к вершине, Махьяр заслышал голоса. Иногда он различал отдельные слова, выделял чью-то речь, но в целом разговоры звучали не более внятно, чем рокот водопада. Однако этих звуков оказалось достаточно, чтобы потеснить ощущение одиночества.

Ну, вот и вершина. Отсюда в обсерваторию вело несколько золоченых дверей. В прежние времена здесь же горел и великий пламень, озаряя Погребальные Воды и ведя корабли к порту Бельвегрода. Круглую комнату до сих пор занимал старинный замысловатый механизм, созданный некогда инженерами-дуардинами, но огня тут уже не было — его роль взяли на себя два маяка поменьше, поставленные людьми Западного Предела и Восточного Дола. А вращающаяся платформа теперь служила основанием для проницателя.

Телескоп был огромен. Сияющий бронзовый корпус его украшали серебряные и золотые руны. Внутри гигантского цилиндра, на концентрических кольцах из тех же материалов, тоже поблескивали напластования рун. Махьяр достаточно разбирался в дуардинских письменах, чтобы определить, что многие знаки связаны со зрением и расстоянием, восприятием и пониманием. Еще он знал, что линзы проницателя сделаны не из стекла, а из оброненных чешуек звездных драконов, отшлифованных до тонкости пергамента и прозрачности воды. Затем пластинки были вставлены в круглые оправы из зигмарита. Небесный металл скреплял линзы так надежно, что даже падение с башни не могло бы их повредить.

Несмотря на полное доверие к знамениям своего бога, Махьяр не мог не уважать взыскательное мастерство, с которым был сконструирован проницатель.

Впрочем, сейчас внимание жреца привлекал не телескоп, а комната, в которой находился прибор. Здесь за массивными столами, вооружившись перьями и чернилами, держа пергаменты наготове, сидели ученые. Махьяр мельком заметил Кветку, пробующую остроту своего пера. Видимо, не удовлетворившись результатом проверки, она принялась затачивать его ножиком, который сняла с пояса. Махьяр нахмурился, увидев, как она трижды стукнула лезвием по краю столешницы, прежде чем убрать клинок в ножны. Если обретенные и совершали какие-либо действия, не сопровождавшиеся суеверными ритуалами, он таковых пока не наблюдал.

Столы занимали левую половину обсерватории. В правой преобладали карты, схемы и диаграммы, тщательно прописанные на больших листах пергамента, натянутых на рамы черного дерева. Между рамами, обсуждая чертежи, расхаживала группа мужчин и женщин. Здесь присутствовала большая часть чародейского сообщества Двойных городов, от седовласых мастеров до пылких юных подмастерьев. Никто из изучающих тайное искусство, как в Западном Пределе, так и в Восточном Доле, никогда не пропускал сеансов предсказания, не будь на то особых причин. Но здесь присутствовали не только заклинатели. Махьяр видел и жрецов Зигмара в белых одеяниях, резко контрастирующих с пестрыми хламидами магов. Жрецы призывали, направляли и поддерживали благосклонность Зигмара в ходе гадания. Это были самые мирные аспекты их присутствия здесь. Магия, даже самая благотворная, — капризная прислужница. Порой силы, пробужденные колдунами, выходили из-под контроля, разрушая тела и души вовлеченных в действо. И хотя маяк был защищен бесчисленными чарами и тайными барьерами, всегда существовала угроза того, что какое-нибудь заклятье выйдет из-под контроля — или откуда-нибудь появится демон. В таком случае задача жрецов сводилась к устранению причин и последствий, чтобы наколдованное в башне не спустилось в города.

— Я уж думал, что ты не вернешься, брат.

Слова эти произнес высокий тощий мужчина с сонным лицом. На шее его висел на цепи позолоченный молот, этот же символ был выжжен на коже головы, лишенной волос. Одеяние его было скроено в том же стиле, что и у прелатов Зигмара, но если рясы жрецов были белыми, его наряд бил в глаза яркой синевой. В руках мужчина сжимал посох, увенчанный золоченой фигуркой в виде двухвостой кометы Зигмара.

— Рад видеть тебя, Байрам.

Махьяр почувствовал себя дураком в тот же миг, как фраза слетела с его губ. Мужчина в синем был авгуром, прорицателем, святым человеком, отказавшимся от телесного зрения, чтобы полностью сосредоточиться на духовном, а не физическом мире. Глаза его были белы и безжизненны, как сваренное вкрутую яйцо.

— Как ты понимаешь, не могу ответить тем же. — Байрам хихикнул, ощутив неловкость Махьяра. В этом смешке не было злости — скорее заверение в том, что промах жреца его не обидел. Несмотря на слепоту, прорицатель прекрасно считывал эмоции окружающих. Эту способность проникать в суть встречающихся ему людей Байрам называл своим вторым зрением. Он мог точно оценить состояние здоровья всех, кто просто оказался с ним в одном помещении, и не существовало на свете лжеца, способного ввести его в заблуждение хотя бы на долю секунды.

— Признаюсь, я удивился, встретив тебя здесь, — сказал Махьяр, аккуратно сопровождая Байрама по обсерватории. Конечно, авгур ощущал присутствие рядом живых людей, но столы и пюпитры такой привилегией не обладали. — Обычно ты игнорируешь подобные сеансы предсказаний.

Байрам кивнул:

— Воистину так. Во многих случаях эти ритуалы не открывают ничего существенного. Но сегодня, когда я склонился пред алтарем Зигмара, меня охватило неодолимое желание появиться здесь. — Пальцы его крепче сжали руку Махьяра. — Сегодня, — провозгласил авгур, — они узнают нечто важное.

Перед каждым ритуалом Махьяр слышал подобные заверения от чародеев и ученых. И никогда не